Император Николай II и заговор генералов

Режим в ипатьевском доме был установлен крайне тяжелый, а отношение охраны было возмутительное. Но и Государь и Государыня относились ко всему окружающему спокойно и как бы не замечали окружающих лиц и их поступков. Как это было трудно и какие нервы, какую выдержку нужно было иметь, чтобы вести себя так! Распорядок дня был следующий: утром пили чай с черным хлебом, в 2 ч. был обед. До приезда детей и прислуги обед присылали из местного Совдепа. К ужину подавались те же блюда, что и к обеду. Прогулка раз в день на 15–20 минут в саду. Все было оцеплено караулом.

Чемодуров, камердинер Государя, которому удалось избежать участи Царской Семьи, говорит, что день и ночь в верхнем этаже стоял караул из трех красноармейцев, у наружной входной двери, в вестибюле и около уборной. «Поведение и вид караульных были совершенно непристойные: грубые, распоясанные, с папиросами в зубах, с наглыми ухватками и манерами они возбуждали ужас и отвращение».

Он же рассказывал и о следующем. «Обедали они все вместе. Во время обеда подходил какой-нибудь красноармеец, лез ложкой в миску с супом и говорил: “Вас все-таки еще ничего кормят”. Когда Государь, Государыня и Мария Николаевна прибыли в дом Ипатьева, их обыскали. Обыскивали хамски, грубо. Государь вышел из себя и сделал замечание, на это Ему было в грубой форме указано, что Он арестованный. Княжны спали на полу, так как кроватей у них не было. Устраивалась перекличка. Когда княжны шли в уборную, красноармейцы, якобы для караула, шли за ними»…

Жильяр рассказывает со слов того же Чемодурова: «Чемодуров говорил, что вместе с Царской Семьей за одним столом обедали и прислуга и большевистские комиссары, которые находились в доме. Однажды Авдеев (начальник караула. – В. К.), присутствуя за таким обедом, сидел в фуражке, без кителя, куря папиросу. Когда ели битки, он взял свою тарелку и, протянув руку между Их Величествами, стал брать в свою тарелку битки. Положив их на тарелку, он согнул локоть и ударил локтем Государя в лицо». А Седнев и Нагорный, которые были расстреляны отдельно, рассказывали кн. Львову, который сидел с ними в одной тюрьме:

«Охранники начали воровать первым делом. Сначала воровали золото, серебро. Потом стали таскать белье, обувь. Царь не вытерпел и вспылил: сделал замечание. Ему в грубой форме ответили, что он арестант и распоряжаться больше не может. Самое обращение с Ними вообще было грубое». Это рассказал Львов в своих показаниях Соколову. И становилось в доме Ипатьева все хуже и хуже.

Пьяные, разнузданные, эти хамы находили удовольствие мучить несчастных узников: во все горло пели отвратительные революционные песни, выкрикивали неприличные слова. Дом в самое короткое время стал грязным, заплеванным. Все эти охранники и красноармейцы были пешками в руках трех мерзавцев – Голощекина, Юровского и сперва Заславского, а потом Войкова (Вайнера). Г. Шавельский говорит в своих воспоминаниях, что Государыня на троне была одной, а в заточении другой. Вот показание одного из охранников Якимова: «Царь был уже не молодой. В бороде у Него пошла седина… Глаза были у Него хорошие, добрые… Вообще, Он на меня производил впечатление, как человек добрый, простой… Царица была, как по Ней заметно было, совсем на него непохожая. Взгляд у Нее был строгий, фигура и манеры Ее были, как у женщины гордой, важной. Мы, бывало, в своей компании разговаривали про них и все мы думали, что Николай Александрович простой человек, а Она не простая и, как есть, похожа на Царицу».

Но даже это отребье, эти разнузданные хамы стали с течением времени относиться к Царской Семье лучше, приличнее. Это заметили их начальники-изуверы. Их отстранили, вернее попросту выгнали. Семью же окружили чекистами. Это было приготовлением к убийству.

За три дня до убийства Юровский, который стал комендантом «Дома особого назначения», позволил, по просьбе Государя, отслужить в доме обедницу. Пришли служить священник (Сторожев) и диакон (Буймиров). Оба вошли в комендантскую, где был Юровский. Там они облачились, и когда было принесено кадило, Юровский повел их в зал для служения. Из других дверей в зал вошел Государь с двумя дочерьми. В зале, за аркой стояла уже Государыня и две дочери. Алексей Николаевич сидел в кресле. Дальше передает сам священник: «Мне показалось, что как Николай Александрович, так и все Его дочери, на этот раз были – я не скажу: в угнетении духа, но все же производили впечатление как бы утомленных… По чину обедницы положено в определенном месте прочесть молитву “Со святыми упокой”. Почему-то на этот раз диакон, вместо прочтения, запел эту молитву, стал петь и я, несколько смущенный таким отступлением от устава, но едва мы запели, как я услышал, что стоявшие позади меня члены семьи Романовых опустились на колена…

Когда я выходил и шел очень близко от Великих княжон, мне послышалось едва уловимое слово: “Благодарю” – не думаю, чтобы это мне только показалось…