Кн. В. Шаховской пишет о Сазонове тоже: «С назначением Председателем Совета министров И.Л. Горемыкина, он (Сазонов. –
Императрица писала Государю (7 сентября 1915 г.): «Надо найти… также заместителя Сазонову, которого он (Горемыкин) считает совершенно невозможным: потерял голову, волнуется и кричит на Горемыкина»… «Но где же найти людей? Извольского – с нас довольно – он не верный человек, Гирс мало чего стоит. Бенкендорф – одно его имя уже против него. Где у нас люди, я всегда себя спрашиваю и прямо не могу понять, как в такой огромной стране, за небольшим исключением совсем нет подходящих людей?»
17 марта 1916 года Императрица опять пишет о Сазонове: «Хотелось бы, чтобы ты нашел подходящего преемника Сазонову, не надо непременно дипломата! Необходимо, чтобы он уже теперь познакомился с делами и был настороже, чтобы на нас не насела позднее Англия и чтобы мы могли быть твердыми при окончательном обсуждении вопроса о мире. Старик Горемыкин и Штюрмер всегда его не одобряли, так как он трус перед Европой и парламентарист, а это была бы гибель России»…
А французский посол Палеолог рассказывает, что Великая княгиня Мария Павловна (старшая) рассказывала ему, что Сазонов «говорил ей о безотрадном положении дела: Императрица – сумасшедшая, а Император слеп и не видит, куда ведет страну. Говоря о Марии Павловне, Сазонов добавил: «c’est elle qu’il nous aurait fallu comme imperatrice».
Конечно, все это доходило до сведения Государыни. Держать таких министров, конечно, было нельзя и участь Сазонова была предрешена. Вот каков на самом деле был этот «человек чистый, деликатный, морально-тонкий».
Но помимо Сазонова в Правительстве Его Величества находился явный изменник, который доказал это всей своей последующей деятельностью. Я говорю о военном министре Поливанове. О нем писали очень многие. Я приведу только несколько отзывов.
А.А. Поливанов был весьма умный и образованный человек, окончивший две академии, Генерального штаба и военно-инженерную, обладавший громадной работоспособностью. Этого оспаривать никто не может; но скоро я понял, что его отрицательные стороны настолько вредны и для Правительства, и для страны, и даже для самого Государя, что мне пришлось круто изменить мое отношение к нему. Я ясно понял, что главнейшая его цель была культивирование отношений с той общественностью, которая не может быть иначе названа, как революционная общественность. В Совете министров я сидел против Поливанова. Как-то раз, во время весьма трагичного сообщения о нашем положении, я заметил какое-то странное выражение его лица. Казалось, что он был удовлетворен. Это настолько меня поразило, что я уже в следующие разы его сообщений стал внимательно всматриваться в его лицо. При сравнительных улучшениях дел на фронте такого выражения я не замечал, но это как бы удовлетворение повторялось при ухудшениях. Я был настолько поражен, что спускаясь из Совета министров по лестнице Мариинского дворца вместе с СВ. Рухловым, я ввиду наших дружеских с ним отношений решился поделиться с ним моим впечатлением. Сергей Васильевич, посмотрев на меня, сказал: “А разве это для Вас новость?” Я был ошеломлен и не знал, чем объяснить такое странное явление. Не хотел ли он занять крупное положение в Ставке и проводить там свою стратегию? Не знаю».