Император Николай II и заговор генералов

О прибытии Государя в Псков есть несколько воспоминаний участников и свидетелей этих позорных дней (1 и 2 марта). Я умышленно пользуюсь материалами личных свидетелей того, что происходило, и прибегаю к таким авторам, как Мельгунов, Якобий, Солоневич, Спиридович и др., только тогда, когда у меня нет какого-либо материала, на которой ссылается тот или другой автор монографий или статей по данному вопросу. Но вот что я иногда вижу у авторов воспоминаний. Одни ссылаются на других. И все те, которые во что бы то ни стало, любой ценой, ценой искажения действительности порой, стремятся возвести Алексеева в ранг «мученика», ссылаются на Мельгунова. И только на него. Почему? Потому что все остальные (Ольденбург, Якобий, Спиридович, Солоневич и др.) совершенно ясно и определенно указывают на Алексеева как на главного виновника гибели России. И только Мельгунов этого не делает. Почему? На этот вопрос я отвечу вопросом. Почему Мельгунов в своем труде «Как большевики захватили власть», труде обширном и хорошо документированном, делает вывод, что до захвата власти большевиками жизнь в России уже налаживалась и входила в нормальную колею? Почему в своем, также обширном и хорошо документированном, труде Судьба Императора Николая II после отречения» Мельгунов делает вывод, явно противоречащий действительности, что расстрел Царской Семьи произошел не по инициативе Москвы, а местных уральских властей. Я когда прочел это, стал чуть ли не зубрить наизусть все, что было связано с этим ужасным злодеянием, и ничего не нашел, чтобы подтверждало тезис Мельгунова. Правда, почему?

При всей своей добросовестности и стремлении пространно описать какой-либо эпизод из описываемых событий, Мельгунов все же остается самим собой. Как и Ольденбург, Якобий, Спиридович и др. Другими словами, при описывании событий применяется тот или другой критерий, которым пользуется исследователь. Мельгунов, конечно, был «Февралистом», точно так же, как все остальные, мной упомянутые, убежденными монархистами. В предлагаемой мной исследовательской работе я тоже пользуюсь критерием нравственного начала (о чем я говорил уже несколько раз), а это нравственное начало коренным образом связано с религиозной основой, в то время такие понятия, как республика, демократия, социализм, коммунизм, не только не связаны с религией, но, наоборот, враждебны ей, а коммунизм и социализм являются понятиями, которые по своей атеистической сущности отрицают возможность существования религиозного мировоззрения, считая это «дурманом», «опиумом» и прочими вымыслами, обычными для большевистского лексикона. Так что ссылка на Мельгунова как на единственный источник в моем понятии не убедительна и одностороння.

Вот что пишет о приезде в Псков флигель-адъютант Мордвинов. «Будучи дежурным флигель-адъютантом, я стоял у открытой двери площадки вагона и смотрел на приближающуюся платформу. Она была почти не освещена и совершенно пустынна. Ни военного, ни гражданского начальства (за исключением, кажется, губернатора), всегда задолго и в большом числе собиравшегося для встречи Государя, на ней не было.

Где-то посредине платформы находился, вероятно, дежурный помощник начальника станции, а на отдаленном конце виднелся силуэт караульного солдата.

Поезд остановился. Прошло несколько минут. На платформу вышел какой-то офицер, посмотрел на наш поезд и скрылся. Еще прошло несколько минут, и я увидел, наконец, генерала Рузского, переходящего рельсы и направляющегося в нашу сторону. Рузский шел медленно, как бы нехотя, и, как нам всем невольно показалось, будто нарочно не спеша. Голова его, видимо в раздумье, была низко опущена. За ним, немного отступя, шли генерал Данилов и еще два-три офицера из его штаба. Сейчас же было доложено и Государь его принял, а в наш вагон вошли генерал Данилов с другими генералами, расспрашивая об обстоятельствах нашего прибытия в Псков и о дальнейших наших намерениях.

“Вам все-таки вряд ли удастся скоро проехать в Царское, – сказал Данилов, – вероятно придется здесь выждать или вернуться в Ставку. По дороге неспокойно и только что получилось известие, что в Луге вспыхнули беспорядки и город во власти бунтующих солдат”.

Об отъезде Родзянко в Псков в штабе ничего не было известно; он оставался еще в Петрограде (не пустили “хозяева”. – В. К.), но были получены от него телеграммы, что в городе началось избиение офицеров (по науськиванию “хозяев” Родзянко. – В. К.) и возникло якобы страшное возбуждение против Государя и что весь Петроград находится во власти взбунтовавшихся запасных. (Тут-то и надо было послать войска усмирять бунтовщиков и уничтожить творцов приказа № 1. – В. К.) Генерал Данилов был мрачен и, как всегда, очень неразговорчив (Данилов, еще задолго до революции был против Государя. – В. К.).

Рузский недолго оставался у Государя и вскоре пришел к нам, кажется в купе Долгорукова, и, как сейчас помню, в раздраженном утомлении откинулся на спинку дивана.