Мы каждый день выезжаем на автомобиле с Алексеем Николаевичем. Обыкновенно мы направляемся на Воробьевы горы, откуда открывается поразительный вид на долину Москвы-реки и на царскую столицу. С этого места Наполеон, перед вступлением в Москву, смотрел на нее 14 сентября 1812 года. Зрелище это поистине величественно: на первом плане, у подножия холма — Новодевичий монастырь со своим кремлем и шестнадцатью башнями с бойницами; немного позади его — священный город со своими четырьмястами пятьюдесятью церквами, с дворцами, садами, монастырями, обнесенными зубчатыми стенами, с их золотыми куполами и причудливыми формами их ярко расцвеченных глав.
Сегодня утром, во время нашего возвращения с обычной прогулки, шофер принужден был остановиться при въезде в один из переулков около Якиманки — так велика была толпа. Она состояла исключительно из простонародья и окрестных крестьян, пришедших в город по делам или в надежде увидеть Царя. Вдруг раздались крики: «Наследник, Наследник!..» Толпа бросилась вперед, нас окружили, мы очутились, как в кольце, словно в плену у этих мужиков, рабочих, торговцев, которые толкали друг друга, кричали и пробивались вперед, чтобы лучше разглядеть Цесаревича. Женщины и дети, мало-помалу осмелев, влезают на подножки автомобиля, протягивают руки через дверцы и, когда им удается дотронуться до ребенка, кричат с торжеством: «Я его тронула, я тронула Наследника!»
Испуганный бурным проявлением этих народных чувств, Алексей Николаевич откинулся в глубину автомобиля. Он был бледен, взволнован неожиданностью этой народной манифестации, принимавшей столь крайние и новые для него формы. Однако он скоро оправился, видя добрые улыбки этих славных людей, но оставался сконфуженным и смущенным вниманием, предметом которого сделался; он не знал, что ему говорить и делать. Что касается меня, то я не без страха спрашивал себя, как все это кончится. Я знал, что для прогулок Наследника Цесаревича не делается никаких нарядов полиции, так как ни время, ни направление их не могли быть заранее установлены. Я начинал бояться какого-нибудь несчастного случая в невероятной сутолоке и давке, происходившей вокруг нас.
Наконец появилось два толстых, запыхавшихся городовых, грозно кричавших изо всех сил. Толпа с покорным послушанием русского мужика заколебалась и медленно отступила. Я дал приказание боцману Деревенко, следовавшему за нами в другом автомобиле, ехать вперед, и нам таким образом удалось медленно выбраться из толпы.
Здесь так же, как в Москве и на верхнем Поволжье, с наибольшей силой воскресает прошлое боярской Руси, Великих Князей московских и первых Царей. Здесь лучше всего можно понять исторической рост русского народа.
Царская Семья присутствовала на молебне и приложилась к мощам преподобного Сергия, основателя монастыря. Архимандрит благословил Государя иконой, писанной на доске от гроба преподобного, одного из наиболее чтимых во всей России святых. В былое время эта икона всегда сопутствовала Царям в их походах. По приказанию Государя она будет перевезена в ставку и поставлена в походную церковь верховного главнокомандующего.
После этого Государь, Государыня и дети проследовали в маленькую церковь святого Никона, затем они задержались на несколько минут в бывших патриарших палатах. Но времени было мало, и мы должны были отказаться от осмотра Гефсиманской пустыни, которая находится в небольшом расстоянии от монастыря и где по обычаю, еще нередкому в России, некоторые схимники затворяются в подземных замурованных кельях. Они живут там в посте и молитве иногда до конца своих дней, совершенно отделившись от мира и получая пищу через отверстие в стене, которое остается для них единственным средством сообщения с людьми.
Простившись с архимандритом, императорская семья покинула монастырь, провожаемая до внешней ограды толпой монахов, теснившихся вокруг экипажей.
Глава X. Первые шесть месяцев войны