8/20 марта «Память Азова» бросил якорь в порту Бангкока. Программа пребывания русского Престолонаследника в столице Сиама была рассчитана на 5 дней. Князь Ухтомский вспоминал: «Полдень близко. Воздух кажется раскаленным. Наследник Цесаревич в парадной лейб-гусарской форме выходит из фантастической “пироги” с 46 театрально наряженными гребцами на берег под небольшую арку, у которой Его Императорское Высочество встречает король Чулалонгкорн… Сорокалетний, среднего роста, стройный красавец-король… радостно приветствует Желанного Гостя и знакомит Августейших путешественников со своей многочисленной семьей»{246}. Помимо официального протокола между королём и Наследником возникли чувства глубокой симпатии. В инструкции русскому консулу в Нью-Йорке А. Е. Ораловскому, отправлявшемуся на своё новое место службы в Бангкок, сообщалось: «Могучий толчок пробудившемуся влечению Сиама в сторону России был дан состоявшимся посещением бангкокского двора Всемилостивейшим Государем нашим в качестве русского престолонаследника в 1891 г. во время предпринятого на Дальний Восток путешествия. Оказанный Его Императорскому Величеству королём Чулалонгкорном и всем населением страны торжественный приём, полный самого искреннего радушия и внимания, явился той данью признательного уважения, которую король, а с ним вместе и все его подданные в лице высокого своего гостя желали воздать русскому Царю и России»{247}.
Сиам произвёл на Николая Александровича самое хорошее впечатление. Жителей страны русский Престолонаследник называл не иначе как «добрые сиамцы», а сам Сиам – «отлично устроенной страной». «По-моему, – писал Цесаревич Александру III, – это самая интересная и своеобразная страна, которую мы до сих пор видели»{248}. Через 5 лет эти чувства глубокой симпатии побудили Императора Николая II сделать всё, чтобы Сиам сохранил свою независимость и не стал французской колонией.
Особенно знаменательным был визит Цесаревича Николая Александровича в Японию, которая, писал он Императрице Марии Феодоровне, ему «страшно нравится, это совершенно другая страна, непохожая на те, которые мы до сих пор видели»{249}.
Наследник престола прибыл в эту страну на флагмане «Память Азова», который вошел в бухту Нагасаки 15 апреля 1891 г. Николай Александрович пробыл там девять дней «инкогнито» (официальная церемония вступления его на японскую землю была запланирована позднее). «Японцы в Нагасаки почти все говорят по-русски, – писал в том же письме матери Цесаревич, – не только в магазинах, но и в лавках, и на базарах, недаром наши моряки считают себя дома во время стоянки в Нагасаки»{250}. Единственное, что не понравилось Цесаревичу в Японии, была местная кухня. «Еда японская, – сообщал он Марии Феодоровне, – хуже китайской. Мне это было очень досадно, так как во всём остальном Япония совершенно несравнима с грязным вонючим Китаем»{251}.
В Нагасаки Николай Александрович посетил русское военное кладбище в Инасе (пригород Нагасаки). «Я был на нашем кладбище, – писал он Императрице Марии Феодоровне. – Оно очень искусно содержится японским бонзой-священником»{252}.