Император Наполеон

Именно Александр больше, чем кто-либо, заботился о французских контрреволюционерах. Их патриарха, будущего короля Франции Людовика XVIII, которого Павел I в 1801 г. изгнал из России (где тот жил с 1797 г., получая по 200 тыс. руб. ежегодной пенсии), Александр уже на следующий год вновь приютил у себя в Митаве (ныне г. Елгава в Латвии) и содержал его с придворным штатом из 80 человек за русский счет[72]. Никогда раньше не подвизались на российской службе столько «зубров» бежавшей из Франции роялистской знати, как при Александре I: герцоги В. Ф. Брольо (сын и внук маршалов Франции), А. Э. Ришелье (правнучатый племянник знаменитого кардинала), М. Лаваль де Монморанси, А. Ж. Полиньяк, маркизы И. И. Траверсе и Ж. д’Отишан, графы Э. д’Антрег, М. Г. Шуазель - Гуфье, К. О. Ламберт, А. Ф. Ланжерон, Л. П. Рошешуар, Э. Ф. Сен - При и десятки других, менее крупных. К ним надо приплюсовать и сонмище титулованных старорежимных кондотьеров из других стран, как то: герцоги Брауншвейгский, Вюртембергский, Месленбургский, Ольденбургский, маркиз Ф. О. Паулуччи, графы Г. М. Армфельд, Ж. де Местр, А. Ф. Мишо де Боретур, К. О. Поццо ди Борго, бароны К. Л. Фуль, Г. Ф. Штейн, Ф. Ф. Винценгероде, Л. Ю. Вольцоген и многие другие. Даже адъютантом у казачьего атамана М. И. Платова служил принц Гессенский. Рядовым же от роялистской эмиграции в России не было и числа.

Сам государь - император Всея Руси впервые после Петра Великого лично отбыл на войну. Его сопровождали все, кроме В. П. Кочубея, «молодые друзья» императора по Негласному комитету[73], а именно кн. А. А. Чарторыйский, граф П. А. Строганов и будущий граф Н. Н. Новосильцев, несколько генерал-адъютантов во главе с «цареубийцей» П. М. Волконским, обер-гофмаршал Н. А. Толстой (брат «цареубийцы» П. А. Толстого) и еще не ставший пока alter ego царя А. А. Аракчеев. «Общие усердные молитвы и благословения сопровождают нашего ангела во плоти», - записывал в те дни наблюдательный современник, литератор и театрал С. П. Жихарев[74]. Настроение не только военных, но и гражданских кругов России было тогда самое боевое. Наполеона россияне не боялись и даже (вопреки мнению А. В. Суворова или просто не зная о нем) не считали зело талантливым полководцем; ведь он еще не встречался ни с «орлами» Фридриха Великого, ни с «чудо - богатырями» великого Суворова! Генерал П. И. Багратион, перед тем как отправиться в поход 1805 г., посетил Александро - Невскую лавру, чтобы стать на колени перед могилой Суворова, словно призывая на помощь тень «русского Марса». «Трудно представить, - вспоминал гвардейский офицер И. С. Жиркевич, - какой дух одушевлял тогда всех нас, русских воинов <...>. Нам казалось, что мы идем прямо в Париж»[75]. Княгиня Е. Р. Дашкова, сестра государственного канцлера графа А. Р. Воронцова и сподвижница Екатерины Великой, провожая на войну один из полков, просила доставить Бонапарта в Москву пленником. Офицеры отвечали ей: «Дайте нам только добраться до него, а об остальном не беспокойтесь!»[76]

Тем не менее Александр I не очень полагался на своих генералов и решил пригласить «на русскую службу полным генералом» аж из Соединенных Штатов Америки французского генерала Ж. В. Моро, изгнанного французами за причастность к заговору против Наполеона. Царь при этом ссылался на пример Петра Великого, который перед вторжением в Россию Карла XII приглашал командовать русскими войсками знаменитого английского полководца герцога Д. Мальборо. Однако прежде чем посланец Александра I (камергер царского двора граф Ф. П. Пален - сын «цареубийцы» П. А. Палена) встретился с Моро, он узнал о разгроме войск третьей коалиции при Аустерлице и «возвратился с пути»[77]. В результате первым из русских полководцев сразиться с Наполеоном довелось М. И. Кутузову.

Пока третья коалиция собиралась с силами, Наполеон, не отвлекаясь от внутренних дел, готовил десант для вторжения на Британские острова. 3 августа 1805 г. он прибыл в Булонский лагерь и лично возглавил подготовку десанта. К тому времени за два года неустанных интенсивных трудов было сделано многое. По данным А. Жомини, в Булони и близ него на побережье Ла-Манша были приведены в боевую готовность 128 тыс. солдат пехоты, 12 тыс. - кавалерии и 4 тыс. - артиллерии с 450 орудиями. Для них на Булонском рейде снарядили 2200 различных судов - от шлюпочных до линейных кораблей[78]. Такими же данными оперировал А. 3. Манфред. У Д. С. Мережковского - другие цифры: 160 тыс. солдат трех родов войск, 650 орудий, 2365 судов[79]. В новейшем исследовании О. В. Соколова все прежние подсчеты скорректированы таким образом: 161 215 солдат, около 500 орудий, 2193 судна[80]. Ажиотаж вокруг идеи десанта рождал в осведомленных кругах «самые невероятные прожекты»: «...один член Академии наук на полном серьезе предложил создать корпус морских свиней, чтобы использовать их вместо лошадей»[81], которых, кстати, по данным О. В. Соколова, в Булонском лагере было 9059[82].