Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала…

«Кризис» — слово греческое, в переводе оно означает «суд». В Священном Писании слово «суд» употребляется многократно. <…>

Прежде европейцы, если постигало их какое-то несчастье, употребляли слово «суд» вместо слова «кризис». Сейчас слово «суд» заменили словом «кризис», понятное слово менее понятным. Наступала засуха, говорили: «суд Божий!», наводнение — «суд Божий!» Начиналась война или эпидемия — «суд Божий!»; землетрясения, саранча, другие бедствия, всегда одно — «суд Божий!» <…>

И на теперешнюю финансово-экономическую катастрофу народ смотрит как на суд Божий, но называет ее не «судом», а «кризисом». Дабы умножилась беда от неразумия! Ибо, пока произносилось понятное слово «суд», была понятна и причина, которая привела к беде, был известен и Судия, попустивший беду, и цель, ради которой беда была попущена. После подмены слова «суд» словом «кризис», малопонятным для большинства, никто не может объяснить, ни от чего он, ни от кого, ни для чего. Только этим и отличается теперешний кризис от кризиса, происходящего из-за засухи и наводнения, войны или эпидемии, саранчи или другой напасти.

Это первая часть письма Николая Сербского о мировых кризисах. Вторую часть мы приведем в конце этой части книги, как заключение к ней. Тогда его слова станут понятнее…

Да, с христианской (и вообще с религиозной) точки зрения мировые кризисы связаны, конечно, с общим падением нравов, с богоотступничеством. Однако как только общемировой экономический спад замедляется, и первый шок от резкого обвала начала кризиса проходит, забывают и о его первопричине. И так — до нового кризиса или революции (как в 1917 году) или до страшной войны (как в 1939–1945 гг.) — до нового Суда Божьего.

Так и на этот раз: сначала вспомнили о нравственности и лидеры многих государств, и политики, и «капитаны большого бизнеса». Но уже через полгода, примерно с середины 2009 года, о ней как будто забыли. В лучшем случае вспоминают о необходимости социальной ответственности бизнеса, а что касается политики… «Политика и нравственность несовместимы», «Политика — грязное дело… так было всегда и так будет», — подобные мнения очень часто можно услышать от самых разных людей, особенно у нас в России. Более образованные добавят еще, что так было по крайней мере со времен Макиавелли.

Всегда ли политика была безнравственна?

Никколо Макиавелли (1469–1527) — итальянский мыслитель, писатель и политический деятель, занимавший во Флоренции пост государственного секретаря. Он выступал сторонником сильной государственной власти, для укрепления которой допускал применение любых средств, что выразил в своем труде «Государь». Макиавелли принято изображать тонким циником, считающим, что в основе политического поведения лежат выгода и сила, и что в политике следует опираться на силу, а не на мораль. Он считал, что в некоторых случаях моралью можно и пренебречь — при наличии благой цели (этот принцип называется имморализмом). Впрочем, такие представления следует отнести скорее к исторически сформировавшемуся образу Макиавелли, нежели к объективной реальности. Макиавелли был тоньше и умнее, чем его последователи и нынешние эпигоны.

Так или иначе, макиавеллизмом с XVI века называется политика, основанная на культе силы и пренебрегающая нормами морали.

В нашей книге, в этой ее части, проблема совместимости политики и экономики с нравственностью будет проходить красной нитью через подробный рассказ об истории России тех лет. Почему мы считаем эту проблему стержневой в данной теме? Потому что, как мы увидим, именно противостояние Добра и зла (в самом широком смысле этих слов) было сутью истории того времени, и именно нравственный стержень политики Николая II позволил ему преодолеть кризис и обеспечить русское чудо 1907–1914 годов.