Император. Книга вторая. Ушаков

Благодаря ему команда не отчаялась и спасла корабль. Сенявин со шпагой в руках носился по кораблю и командовал матросами. По сути, это он спас корабль и адмирала. Войнович после того случая полюбил его, как сына. А Ушаков терпеть не мог адмирала Войновича за нерешительность и трусость. Добился, чтобы того отстранили от командования флотом. После сего между Сенявиным и Ушаковым произошла ссора.

– Как же они в одной эскадре? – удивился я

– Нет, вы не думайте, что все так плохо. Это они в мирное время друг к другу относятся с неприязнью. Но как только на горизонте появится вражеский флот – все обиды тут же забываются.

– Хотелось бы верить, – сказал я.

– Вы тоже об этом будете писать императору? – настороженно спросил лейтенант Метакса. Мне не понравился его вопрос.

– Простите, но я не доносчик. Однако, моя работа – подробно докладывать о состоянии флота, дабы император имел ясную картину происходящего.

* * *

Меня поселили на окраине города в небольшом каменном домике с низким потолком и земляным полом. Два окошка узких и пыльных выходили в сад. За садом начинался обрывистый берег. В открытые окна доносился шум прибоя. Интерьер как в монашеские кельи: топчан с соломенным матрацем, письменный стол, грубый табурет – вся мебель. Но комнатка моя имела отдельный вход. За стеной жили хозяева: колченогий корабельный плотник, его дородная жена и трое босоногих ребятишек: старшему не больше десяти.

Мальчишки принесли воды в деревянных вёдрах. Я кое-как омылся после длинной пыльной дороги. Хозяйка почистила и погладила мой мундир. Как только солнце начало падать за горы, я явился в офицерское собрание, где уже находилось с полусотни офицеров в белых морских и красных артиллерийских мундирах.

Общество нисколько не напоминало петербургское. Ни у кого я не заметил на лица то особое напускное безразличие, какое обычно бывает у наших гвардейцев, или уж очень любезную улыбку, когда нижний чин заговаривает с высоким начальником. Говорили громко, смеялись открыто. Огонь горел в глазах. Вокруг была какая-то живая добродушная атмосфера. И я почувствовал себя здесь лишним. Я нисколечко не походил на этих людей в своём зауженном прусском сюртуке. Кожа моя была бледная. Открыто и уверенно говорить с собеседником я разучился за время службы при Аракчееве.

– Вице-Адмирал всех просит к себе в кабинет! – объявил адъютант.

Разговоры притихли. Офицеры потянулись в соседний зал. Ярко горели люстры. Широкий стол застилала карта.

– Прошу внимания! – громко произнёс Ушаков, расправив могучие плечи. Все встали вокруг стола и притихли. Обратили взоры к адмиралу. Он здесь был императором. – Из Петербурга к нам прибыл новый товарищ в чине лейтенанта от артиллерии. Командирован к нам самим императором Павлом Петровичем.

Я поклонился. Почувствовал на себе пристальные любопытные взгляды.

– Позвольте поинтересоваться, на какую должность вам назначено? – вежливо, но настороженно спросил меня Сенявин, стоявший на против.

– Ответьте-ка нам честно: на кой черт вас сюда прислали? – вторил ему смело суровый седовласый майор от артиллерии с грубым лицом и натруженными большими руками.

– Да, скажите нам все, как есть, – откликнулся Ушаков. – Видите ли, мы здесь – одна семья. Война людей делает ближе. Мы тут все сроднились под турецкими ядрами. Никто ни от кого ничего не скрывает, – так принято. Иначе как можно доверять товарищу, с которым, возможно завтра, придётся идти в абордажный бой.

– Выкладывайте все начистоту, – пробасил молодой высокий капитан.

– Господа офицеры, – обратился я к собранию, – ваше превосходительство, – к Ушакову, – скажу вам откровенно. – Мой голос слегка дрожал. – Я прибыл, чтобы вести доклады императору о положении дел в эскадре.

Все долго напряжённо оценивали меня, как муху, посмевшую сесть на торт.

– И в каком ключе вы будете вести доклады? – с неприязнью спросил меня седой майор от артиллерии.

Я почувствовал, как щеки мои пылают. Хотел сказать что-нибудь в оправдание, но адмирал опередил меня.

– Господа. – Ушаков, решил разрядить обстановку. – Разве нам есть что утаивать? Мы честно служим отечеству. Никто из нас не замечен в трусости или казнокрадстве. Так в чем же дело? Доклад командованию – обычное служебное поручение.

– Так-то оно – верно, – нехотя согласился майор от артиллерии.

– Простите, господа, – наконец вымолвил я. – Но мне самому не нравится сея обязанность. Если вы думаете, что я по своей воле направился сюда заниматься этим недостойным делом, то вы ошибаетесь.

– Так вас сослали? – удивился каперанг Сенявин.

– Да, господа, – признался я. – Сначала хотели отправить в Тобольск, но после вынесли решение – на флот.

– Проступок серьёзный? – насторожился Ушаков.

– Он не касается службы. – Далее я выдал версию, которую мне придумал Аракчеев: дуэль за честь дамы.

– Тогда – другое дело, – смягчился Сенявин. – Защищать честь дамы – разве это преступление? Убил наглеца, значит – такова воля Высшего суда.

– Поединок чести – это не преступление, – согласился седой майор.