Император Юлиан

Несмотря на вьюгу, у ворот Эфеса нас встретили сам префект города и его сенат. Вид у них был обеспокоенный.

- Для Эфеса большая честь принимать благороднейшего Юлиана, - приветствовал нас префект. - Мы готовы ему служить, как служили благороднейшему Галлу, уже почтившему нас своим посещением. - Как только префект произнес имя Галла, сенаторы, как по команде, забормотали: "Добрый, кроткий, мудрый, благородный".

- Где мой брат? - спросил я. Последовало напряженное молчание. Префект встревоженно оглянулся на сенаторов, но те молча переглядывались между собой, энергично стряхивая с плащей снег.

- Твой брат, - выдавил наконец из себя префект, - сейчас в Милане, при дворе. Император вызвал его туда месяц назад, и больше мы не получали о нем никаких сведений. Никаких. Мы, конечно, надеемся на лучшее.

- Что значит "на лучшее"?

- Ну… что его назначат цезарем. - Спрашивать после этого о худшем уже не было смысла.

После обычных церемоний нас отвели в дом префекта, где для меня были приготовлены комнаты. Екиволия больше всего занимала мысль о том, что я, возможно, вскоре окажусь сводным братом цезаря, но меня тревожило отсутствие вестей о Галле, а когда вечером того же дня я узнал от Оривасия, что Галла увезли в Эфес под стражей, мое волнение переросло в настоящую панику.

- Ему предъявили какое-нибудь обвинение? - допытывался я у Оривасия.

- Нет, никакого. Такова воля императора. Большинство, однако, склоняется к мысли, что его казнят.

- За что?

- Оривасий пожал плечами:

- Если его казнят, люди отыщут сотни объяснений, почему государь поступил наилучшим образом. Если же его назначат цезарем, все в один голос будут уверять, что с самого начала знали: такая преданность и мудрость достойны высокой награды.

- Если Галл умрет… - Меня всего передернуло.

- Но ведь ты далек от политики.

- Я вовлечен в политику со дня рождения, и тут ничего не поделаешь. Если с Галлом покончат, очередь за мной.

- А я думаю, ты в полной безопасности: ты всего лишь ученик.

Кто может быть полностью уверен в своей безопасности? - Еще никогда в жизни меня не бил такой озноб, как в ту морозную ночь; не знаю, что бы я делал, если бы не Оривасий. Это был мой первый истинный друг, и ближе у меня никого нет и по сей день. Здесь, в Персии, мне его очень не хватает: именно от него я обычно узнаю то, что от меня скрывают в силу моего положения. Людям не свойственно откровенничать с императорами, а Оривасий, благодаря своему профессиональному навыку врача, может разговорить кого угодно.

Не прошло и дня с момента нашего прибытия в Эфес, а Оривасию уже было доподлинно известно, какое впечатление произвел Галл на жителей города.

- Он внушает страх, но им восхищаются.

- За красоту? - Я не смог удержаться от этого вопроса, так как все мои детские годы находился под обаянием этого золотоволосого красавца.

- Он щедро дарит свою красоту женам городских сановников.

- Естественно.

- Его считают умным.

- Он хитер…

- Очень честолюбив, искушен в политике…

- И все же не пользуется популярностью и внушает страх. Почему?

- У него дурной нрав, и порой он впадает в буйство.

- Да, это так… - Я вспомнил кедровую рощу в Макелле.

- Люди боятся Галла. Они не могут объяснить почему.

- Бедняга Галл. - Я сказал это почти искренне. - Ну, а что они говорят обо мне?

- Говорят, что хорошо бы тебе побрить бороду.

- А мне последнее время казалось, она недурно смотрится. Почти как у Адриана. - Я любовно погладил свою бороду, уже довольно густую. Вот только цвет ее меня смущал: волосы у меня каштановые, а борода была еще светлее; чтобы она казалась темнее и блестела, я даже иногда втирал в нее масло. Сейчас, когда я стал седеть, моя борода неизвестно почему взяла и потемнела, и я вполне удовлетворен ее видом; жаль только, что этого чувства никто не разделяет.

- Кроме того, они интересуются, что у тебя на уме.

- На уме? Мне казалось, это и так ясно: я приехал учиться.

- Что поделаешь? На то мы и греки. - Оривасий, как истый грек, усмехнулся. - Мы во всем стремимся угадать какую-то тайную подоплеку.

- Во всяком случае, никаких переворотов я не замышляю, - мрачно ответил я. - Все мои помыслы о том, как бы выжить.

* * *

Хотел того Екиволий или нет, Оривасий ему нравился. И все же его мучили сомнения:

- Как-никак, мы нарушаем указания хранителя императорской опочивальни. Он строго ограничил штат нашей прислуги, и врача нам не положено, - беспокоился Екиволий.

- Да, но Оривасий не простой врач.

- Ну разумеется: меня, например, он вылечил от лихорадки, изгнал "боль - лютую служанку"…

- Кроме того, он обладает еще одним достоинством: он богаче меня и помогает нам платить долги.

- Да, тут ты прав, хотя это и печально. - Екиволий всегда питал к деньгам здоровое чувство уважения, и это помогло мне сохранить Оривасия возле себя.