Читаем Император Юлиан полностью

У парадного входа виллы стоял облаченный в сверкающую драгоценными камнями ризу епископ Георгий с серебряным посохом в руке. Справа и слева от него выстроился в почетном карауле гарнизон Макеллы; солдаты отдавали честь вельможам Римской империи, прибывавшим кто верхом, кто в крытых носилках. Каждого сопровождала свита из солдат, писцов, евнухов и рабов. Все царедворцы были облачены в военную форму разных родов войск: со времен Диоклетиана императорский двор сохраняет военизированный вид в знак того, что Римская империя со всех сторон окружена врагами.

Вскоре весь двор заполнился писцами и рабами, лошадьми и мулами, лишь на небольшую площадку около самого входа в виллу никого не допускали. Сойдя с коня, каждый вельможа приближался к дверям, и епископ Георгий приветствовал его, не забывая ни одного из его титулов. Большой знаток придворного церемониала, епископ знал на память, какую должность занимает каждый придворный и как его следует величать, - завидный дар, поскольку в наше время существуют сотни титулов и почетных званий, различия между которыми едва уловимы. Самую высокую ступень занимают "сиятельные" - это звание сохраняют пожизненно два консула, избираемые ежегодно, а кроме того, оно присваивается преторианским префектам и большинству сенаторов. За ними следуют вельможи, которых именуют "почтеннейшими" и, наконец, главы ведомств - "выдающиеся". Разобраться в этом не так-то просто, ибо такое важное государственное лицо, как квестор (советник императора по вопросам юстиции), именуется "выдающимся", а губернатор какой-нибудь захудалой провинции может быть "сиятельным". Еще большую путаницу вносит титул комита. В старину его носили все чиновники и высшие офицеры, которые входили в свиту императора. Константин, не меньше персидских царей любивший всяческие табели о рангах, стал этим титулом награждать за заслуги перед государством, и вышло, что одни комиты - "сиятельные", а другие - всего лишь "почтеннейшие". Диву даешься, насколько вполне здравомыслящие люди бывают одержимы желанием получить один из этих глупых титулов. Мне самому случалось сидеть в компании зрелых мужей, которые часами спорили только о том, что кто-то получил такой-то титул и почему он его недостоин. Тем не менее, присваивая эти ничего не значащие звания или отказывая в них, мудрый император может серьезно влиять на тщеславных людей; Констанций владел этим искусством в совершенстве. К сожалению, я просто не в состоянии удержать в памяти все титулы каждого из моих приближенных и, чтобы не ошибиться, зову их почти всех подряд на манер Платона "возлюбленный друг мой", что явно шокирует спесивых.

Первым прибыл комит государственного казначейства. Главная его обязанность - следить, чтобы все провинции выплачивали свои подати точно в срок, к первому марта каждого года. Кроме того, в его ведение входит надзор за государственной соляной монополией и провинциальными банками, государственными мануфактурами, рудниками и, разумеется, чеканкой монеты. Как правило, он не может похвалиться популярностью, но умирает богачом. Вслед за ним к епископу приблизился комит - хранитель личной императорской казны, ведающий личной собственностью императорской фамилии. Его сопровождали двадцать рабов, которые несли на плечах окованные железом сундуки из черного дерева, наполненные золотом и серебром, без которых императору не положено отправляться в путь. Поскольку хранитель личной казны головой отвечает за каждую монету, он постоянно чем-то встревожен и обеспокоен и все время пересчитывает свои сундуки. Затем появился комит Востока - правитель Сирии и Месопотамии. Затем гофмаршал - очень важная персона в государстве. Он начальник над всеми государственными дорогами и почтой, тайной полицией и охраной дворца; еще он устраивает императорские аудиенции. Ему епископ Георгий отвесил особо низкий поклон.

Шесть лет мы с Галлом прожили, не видя никого, кроме нашей охраны и епископа Георгия, и вдруг перед нами предстала вся мощь империи! Нас ослепили блестящие доспехи и роскошное шитье плащей, оглушил гомон тысяч чиновников и писцов, которые суетились во дворе, требуя свои вещи и попутно переругиваясь между собой, настаивая на особых привилегиях. Именно эти шумные писцы, чьи пальцы были выпачканы чернилами, а в глазах светились гордость и ум, были настоящими правителями Рима, и они это отлично понимали.

Последним прибыл тот, кто ими всеми командовал, - хранитель священной опочивальни евнух Евсевий. Он был так тучен, что два раба с трудом вынули его из украшенных позолотой и слоновой костью носилок. Был он высок ростом и очень бледен, под туникой из муарового шелка в такт шагам колыхались складки жира. Из всех придворных лишь он один был одет в гражданское платье и, по правде сказать, походил в нем на пожилую модницу: губы искусно накрашены, длинные локоны уложены в прическу и лоснятся от жира. Его расшитый золотом плащ ослепительно сверкал на солнце.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза