Галл сам ужаснулся делу своих рук - у него хватало войска для защиты Антиохии, но солдат было явно недостаточно для того, чтобы противостоять Констанцию. Между тем было ясно: открытой схватки теперь не избежать. Тем не менее Галл продолжал делать вид, будто исполняет волю императора. Он ввел в городе военное положение и арестовал всех, кого подозревал в преступных замыслах против своей особы; таковых набралась добрая половина городского сената. Что до меня, то я счел за лучшее переждать это смутное время в Дафне.
Затем Галл учредил военный трибунал и представил на его суд всех, кого обвинил в измене. Во время допросов его супруга Констанция сидела за занавесом и слушала показания свидетелей; время от времени она высовывалась, чтобы задать вопрос или высказать свое мнение, - все это превращало суд в позорный спектакль. Судьи были готовы счесть любой слух непреложным фактом, и в городе не было человека, который бы не опасался за свою голову.
Однажды тайный осведомитель обнаружил в красильне хламиду пурпурного цвета, какую позволяется носить лишь царствующим особам. Из этого, естественно, сделали вывод: ее изготовили для некоего заговорщика, метящего на место Галла. Владелец красильни благоразумно бежал, но остались его бумаги. В них ничего не говорилось о пурпурной хламиде, зато нашлось письмо от какого-то диакона с вопросом, "когда будет готов заказ". Этого оказалось достаточно: хотя никакими другими уликами, кроме письма, тайная полиция не располагала, "заказом" сочли пурпурную одежду. Ни в чем не повинного диакона арестовали, подвергли пытке, отдали под суд и казнили; таково было "правосудие" времен Галла.
Не сумев выманить Галла в Милан, Констанций вызвал к себе сестру. Констанция отправилась в путь, будучи в полной уверенности, что сумеет уладить разногласия между мужем и братом, но по дороге заболела лихорадкой и умерла. Для Галла это означало конец. К этому времени он был уже готов объявить себя Августом Восточной Римской империи, но у него не было войска, чтобы противостоять Констанцию. Таково было положение Галла, которое никак нельзя назвать завидным.
Наконец Галл получил от Констанция письмо, по тону вполне дружелюбное. В нем император напоминал Галлу, что Диоклетиан заповедал цезарям всегда, при любых обстоятельствах, бес прекословно подчиняться своим Августам. В письме приводился знаменитый пример с цезарем Галарием, который пробежал за колесницей своего Августа Диоклетиана целую милю, потому что тот выказал ему свое недовольство. Письмо это доставил некий Скудилон, непревзойденный интриган, который в личной беседе заверил Галла, что император не желает ему зла.
Поверил ли ему Галл? Полагаю, вряд ли, но иного выхода у него уже не было, к тому же смерть Констанции его полностью деморализовала. Ко всеобщему изумлению, Галл дал согласие на поездку в Милан, выговорив себе лишь право проехать через Константинополь. Здесь, в качестве правящего цезаря, он почтил своим присутствием состязания на ипподроме… Впрочем, Юлиан описывает эти события в своих записках.
Поздней осенью 354 года до меня дошло известие о внезапной кончине Констанции. Мое письмо Галлу, в котором я выражал ему свои соболезнования, осталось без ответа: у него уже были неприятности в Антиохии. Констанций прислал туда посланника, который в недопустимо грубой форме потребовал, чтобы Галл возвратился в Милан. Галл ответил отказом и был совершенно прав: он понимал, какая судьба ему уготована. Взамен он послал к императору свою супругу, надеясь, что она сумеет их примирить. Однако по дороге, в Вифинии, Констанция умерла от лихорадки, и Галл понял: либо он должен повиноваться государю, либо надо начинать гражданскую войну. Вняв увещеваниям евнухов, которые заверяли его, что в Милане он будет в полной безопасности, Галл отправился на запад. С дороги он прислал мне повеление явиться к нему в Константинополь. Я повиновался.
Я встретился с Галлом в помещении, примыкающем к императорской ложе на константинопольском ипподроме. Она размещается в двухэтажном павильоне, соединенном длинной галереей со Священным дворцом. Первый этаж павильона занимают комнаты для музыкантов и мелких чиновников, на втором находится анфилада залов с ложами, предназначенными для членов императорской семьи.
Когда я приехал на ипподром, скачки были в самом разгаре; из-за занавеса, прикрывавшего вход в ложу, доносился рев толпы, которая подбадривала своих любимцев. Вдруг занавес откинулся, и я увидел Галла.