Читаем Император Юлиан полностью

- У Прокопия есть запасы провианта. Кроме того, чтобы соединиться с нами, ему придется установить коммуникации с Кордуэном, это отсюда всего лишь в трехстах милях. Прибытие Прокопия решит продовольственный вопрос.

- А если Прокопий не придет? - Виктор весь подался вперед, как охотничья собака, делающая стойку.

- Тогда мы ничего не теряем. По-моему, всем ясно: мы не сможем вернуться тем же путем, которым пришли.

- Потому что сожгли корабли. Это было уже слишком.

- Комит, я запрещаю тебе говорить до особого распоряжения, - бросил я Виктору. Он закрыл глаза, как от удара, и сел на место. - Мы всегда можем попытать счастья и двинуться через пустыню на север, но дойти до Кордуэна будет нелегко.

Увидев, что Хормизд хочет что-то сказать, я кивнул, и он заговорил:

- Август должен знать, что у нас нет карт этой территории. Нам придется полагаться на проводников, а кто может поручиться за их надежность?

- А почему бы не идти по берегу Тигра? - спросил Дагалаиф, обмахиваясь пальмовым листом.

- Это не так-то просто, - ответил Хормизд. - Там много сильных крепостей…

И мы уже не армия победителей, мы отступаем и, следовательно, не сможем брать крепости, - выдавил я из себя. До этой минуты мысль о нашем поражении никому не приходила в голову: как же так, ведь мы разбили персидскую армию и завоевали пол-Персии! И все же мы отступаем, потому что фанатики-персы выжгли все вокруг. Это трагедия, но мне следовало ее предвидеть, а я не сумел, и вина целиком на мне. Трудно поверить, что вот так, не проиграв ни одной битвы, можно превратиться из завоевателя в атамана шайки перепуганных разбойников, мечтающих лишь об одном - поскорее убраться восвояси. Неужели это месть Ареса за мои слова во время жертвоприношения под Ктезифоном?

- Мы не отступаем, Август, - возразил мне Аринфей. - С чего бы? Да Шапур хоть завтра заключит с тобой мир и отдаст что хочешь, лишь бы мы ушли домой. - Всю эту неделю по лагерю бродили слухи о персидских послах: в армии ничего не утаишь. Я подозреваю, что персы сами распространяют эти слухи, чтобы внести в наши ряды брожение. Мол, зачем ваш император гонит вас невесть куда, если мы готовы отдать вам и земли, и золото и отпустить домой с миром? Персы это умеют.

- Похоже, это Виктор решил, что нас разбили, - произнес я. - Лично я придерживаюсь другого мнения и считаю, что нам следует еще несколько дней подождать Прокопия. Если он не появится, будем думать, что нам делать дальше: идти на север к Кордуэну или на юг, к Персидскому заливу. - Я нарочно, будто невзначай, бросил эту фразу, желая проверить реакцию военачальников. Они были поражены.

- К Персидскому заливу! - пробормотал Виктор; от удивления он забыл, что я лишил его слова, и тут же пробормотал извинения.

Мнение большинства (увы, это так) выразил Салютий:

- До залива слишком далеко, Август. До римской границы осталось всего триста миль, но даже они кажутся нам тремя тысячами, а если мы отправимся в глубь персидской территории, от армии ничего не останется.

- Солдаты не пойдут, - решительно заявил Невитта. - Они и так напуганы, а стоит приказать им идти на юг - и получишь в ответ первоклассный бунт.

- Но города на побережье залива богаты и остались без защиты.

- Они не пойдут, государь, теперь уже не пойдут. А если бы и пошли, что мешает персам выжечь все на нашем пути? Дурости у них на это хватит, и мы перемрем с голоду, не дойдя до залива.

- Итак, с этой мечтой пока пришлось проститься. Нужно подождать. Я закрыл совет.

Сейчас я сижу на кровати и пишу эти строки у себя на коленях. Каллист готовит для меня жреческое облачение. Немой играет на лютне. Через несколько минут ко мне придет Максим. Через час я вознесу молитву Зевсу и Великой Матери. Чем я прогневал их? Неужели это месть Ареса?

7 июня

Предзнаменования неблагоприятны. Гадания не дали результатов. Боги не желают, чтобы я вернулся домой через Ассирию, но также не желают, чтобы я пошел на север. Одно из гаданий указало путь на юг, к Персидскому заливу! Но солдаты не подчинятся этому приказу, они и так на грани бунта. Одно из двух: или я обуздаю Виктора, или меня ждет бунт.

8 июня

Я не сплю уже неизвестно сколько суток: ночью зной почти такой же нестерпимый, как днем. Горишь, будто в лихорадке. Все мы стали похожи на высохшие мумии. Я набрасываюсь на всех подряд - вчера ударил Каллиста за то, что он не успел застегнуть пряжку на хламиде, сегодня поссорился с Салютем из-за сущих пустяков, причем прав был он. Сегодня ночью ко мне пришел Максим. Мы были одни: у Приска дизентерия, а Анатолий за ним ухаживает. За ужином Максим пытался меня приободрить, но достиг как раз противоположного:

- Но это же так просто. Прикажи выступать на юг. Они должны повиноваться, ведь ты император.

- Если я отдам такой приказ, то стану мертвым императором.

- Но ведь сама Кибела приказала тебе завершить твой труд. Ты - Александр!

- Нет! - взорвался я. - Я не Александр. Он мертв, а я всего лишь Юлиан, которому суждено погибнуть в этом забытом богами месте.

- Нет-нет! Боги…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза