Читаем Император Юлиан полностью

Трубы сыграли сигнал к атаке, и наша пехота под громкий барабанный бой двинулась вперед в ногу строевым шагом, унаследованным еще от древних спартанцев: два коротких шага, пауза, два коротких шага, пауза - грозное зрелище! Даже Максима наступление римской армии заставило приумолкнуть. Издав громкий крик, наши застрельщики в первых рядах метнули копья в персидских конников, и вдруг обе армии исчезли! На мгновение я чуть было не подумал, что сработала магия Максима: на месте ста тридцати тысяч человек, освещенных ярким солнцем, теперь висело лишь огромное облако пыли, которое скрывало все. Из этого облака до нас доносились звуки труб и барабанов, боевые кличи, звон оружия, свист стрел.

Битва началась на заре и продолжалась до самого заката солнца. Через час этрускам наскучило разглядывать облако пыли, и они удалились якобы "молиться о ниспослании победы", а сами устроились в финиковой роще неподалеку и принялись пьянствовать. Вообще эти этруски были не дураки выпить: одно из моих немногих веселых воспоминаний о персидском походе связано с каким-то важным религиозным обрядом, во время которого все пятеро оказались мертвецки пьяными. И смех и грех: они то и дело роняли священные сосуды и книги, а Мастара заплетающимся языком объяснял взбешенному Юлиану, что "в нас вс-с-селился бог".

Мы с Максимом следили за облаком пыли весь день. О ходе битвы можно было догадываться по его перемещению, а облако час за часом медленно двигалось к стенам Ктезифона. Персы отступали.

- Пятнадцатого июня мы вернемся в Таре, - внезапно произнес Максим; концом посоха он чертил на земле у наших ног таинственные знаки.

- Через три недели?

- Три недели? А что, разве осталось только три недели? - Он непонимающе на меня уставился. - Ну да, так оно и есть! Просто поразительно: так быстро покорить Персию! Это даже Александру было бы не под силу. Возможно, я и ошибся. - Он стал разглядывать пыль под ногами, а я ощутил острое желание сломать его дурацкий посох о его глупую башку.

- Да нет, все верно - ясно как день, что мы возвращаемся пятнадцатого июня. Надо сказать Юлиану, он так обрадуется… - И Максим бросил отсутствующий взгляд туда, где шла битва.

- Откуда ты знаешь, что император… - Я выделил титул голосом. Кроме Максима, никто из нас не называл Юлиана по имени. - Что император еще жив?

- Иначе и быть не может! Я только что тебе доказал: нам предстоит вернуться пятнадцатого июня! Вот, смотри: солнце в четвертом доме…

- А откуда ты знаешь, что мы выиграем сражение?

- Ну, Приск, ты меня просто удивляешь! Все яснее ясного: Шапуру суждено пасть, а нам вернуться домой с победой. Все это предрешено. Откровенно говоря, я с радостью предвкушаю возвращение к частной жизни. Я принял участие в походе только по настоянию Юлиана.

Максим продолжал болтать, а мои глаза были прикованы к стенам персидской столицы: я ждал исхода битвы. Незадолго до захода солнца ветерок разогнал пыль, и перед нами вновь предстали две армии - на сей раз в жуткой свалке у ворот.

Обезумевшие слоны, задрав хоботы и сверкая бивнями, беспорядочно бегали туда-сюда, топча и римлян, и персов. Я слышал, что персы применяют этих ужасных зверей для устрашения не только противника, но и своих солдат.

На закате городские ворота открылись, чтобы впустить персидскую армию. Наши преследовали ее. За несколько секунд армия персидского царя перестала быть армией и превратилась в обезумевшую от страха толпу, которая пыталась укрыться за городскими стенами. И тут стемнело.

Юлиан Август

27 мая

Не в силах заснуть, я хожу по палатке взад и вперед - и это несмотря на страшную усталость после двенадцати часов сражения. Возбуждение не дает мне лечь или чем-нибудь заняться. Я с трудом вывожу эти строчки: моя рука дрожит от волнения и усталости.

Я победил армию персидского царя! Погибло две с половиной тысячи персов и всего лишь семьдесят пять римлян. Мы могли бы взять Ктезифон. Пехота вполне могла ворваться в город на плечах отступающего противника, но Виктор ее остановил - он побоялся, что ночью в незнакомом городе мы окажемся в ловушке. Я не уверен в его правоте. Будь я у ворот, я бы приказал солдатам войти в Ктезифон. У нас был шанс, и его надо было использовать, ведь персы бежали. Сила была на нашей стороне, но Виктор, как всегда, был осторожен. К тому же он ранен стрелой в правое плечо - правда, легко. Теперь нас ждет осада Ктезифона. Затяжная осада.

Сегодня я видел царя Персии, а он - меня. Шапур сидел на городской стене под балдахином. Я был от него лишь в нескольких шагах. Хотя Шапуру почти семьдесят, выглядит он значительно моложе - худощав, в бороде ни сединки (по словам Хормизда, он красит волосы. Вообще Шапур очень следит за своей внешностью и потенцией - никто не знает точно, сколько у него детей). На голове у Шапура была золотая корона с алым султаном. Желая продемонстрировать мне свое презрение, он сидел на стене в парадном одеянии - ну сущий павлин! - и сверлил меня глазами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза