Читаем Император Юлиан полностью

Неподалеку от города, разрушенного Каром, есть небольшое озеро, из которого берет начало речка, впадающая в Тигр. Возле этого озера нам было уготовано душераздирающее зрелище: вся семья Мамерсида, сдавшего нам Пирисабору, была посажена на колья. Вот так жестоко наказывает персидский царь за неповиновение - было просто невыносимо видеть, что столь мучительной казни были подвергнуты не только женщины, но даже дети.

Возле этого озера ко мне подошли Хормизд и его придворные (в походе к нему пристало около сотни персов). С ним был Набдат, комендант Майозамальхи. Отдав мне честь, Хормизд произнес:

- Август, я только что вынес Набдату смертный приговор.

- За что? - спросил я его. Хормизд хмуро ответил:

- Перед началом осады мы достигли тайного соглашения о том, что он сдаст город без боя. Он нарушил данную мне клятву, самую страшную, какую только может принести перс. Поэтому мой долг государя - предать его смерти от огня.

Меня просто поразила манера Хормизда держаться: чем ближе мы к столице Персии, тем царственнее он становится и все больше и больше походит на перса. Я дал согласие, и несчастного, у которого были перебиты обе ноги, потащили на костер. Я удалился, пока его еще не успели зажечь. Не выношу казней, за исключением казни мечом.

Я пишу эти строки на скамье в парке, который, по-видимому, принадлежит какому-то персидскому аристократу. Погода стоит замечательная. Солнце греет, но не печет. Кругом, насколько хватает глаз, простирается цветущий зеленый ковер. Я уверен в близкой победе. Только что ко мне примчался гонец от Аринфея с донесением о том, что крепость в двадцати милях к востоку от нас не желает сдаваться, и сразу же поскакал назад.

Придется мне туда съездить и решить на месте, брать ее приступом или начинать осаду. А вон скачет еще один гонец. Я совсем разленился и готов сидеть в этом парке вечность. Теплый южный ветер доносит запах цветов - кажется, роз.

Приск: Второй гонец, вероятно, принес Юлиану дурную весть. Три когорты Дагалаифа попали в персидскую ловушку возле городка Сабаты. Навязав бой Дагалаифу и его солдатам, персы отрезали от армии обоз и перебили большую часть вьючных животных и погонщиков. Это был чувствительный удар, и Юлиан рвал и метал: как это Дагалаиф мог так оплошать и оставить обоз без охраны.

Что касается "крепости в двадцати милях к востоку от нас", не желавшей сдаваться, то Юлиан подъехал к ее стенам слишком быстро и чуть было не погиб; его оруженосец был ранен.

Вечером Юлиан приказал подтащить к стенам крепости осадные машины. К несчастью, из-за полнолуния было светло как днем. Поэтому, увидев, как к стенам пододвигают тараны и катапульты, персы распахнули ворота и предприняли неожиданную вылазку. Мечами и копиями они перебили прислугу осадных машин - более половины когорты с трибуном во главе.

Почему это мне запомнилось так хорошо? Дело в том, что я получил с последней почтой черновик труда Аммиана Марцеллина, посвященного персидскому походу Юлиана. Я писал ему уже очень давно и спрашивал, не осталось ли у него каких-нибудь заметок о том времени. В сопроводительном письме Аммиан пишет, что в Персии он "как всегда, вел отрывочные заметки". Думаю, его изложение событий заслуживает доверия. Как-никак Аммиан - профессиональный военный, и военная история всегда давалась ему лучше всего, ведь он участвовал во множестве кампаний от Британии до Персии. Я бы прислал тебе его трактат, но, поскольку он написан на латыни, ты все равно не сможешь его прочесть, а я уверен, что расходы на перевод для тебя нежелательны. Кстати, Аммиан пишет, что намерен изложить историю царствования Юлиана "в виде одних голых фактов", то есть, беспристрастным взглядом, как если бы Юлиан жил тысячу лет назад и для современников его эпоха была лишена какой бы то ни было актуальности. Желаю ему удачи.

На чем это я остановился? Ах да, на том, как персы вырезали одну нашу когорту. Завершив это кровавое дело, они тотчас укрылись за стенами крепости. На следующий день Юлиан бросил на приступ всю свою армию, и после кровопролитного боя крепость пала. Эта победа стоила Юлиану многих сил - мне рассказывали, что он сам вел солдат на штурм и сражался тринадцать часов без передышки. Сам я этого не видел, так как наш лагерь был разбит в десяти милях от места боя и, пока воины сражались, придворные, расположившись с комфортом, предавались неге.

Что еще осталось у меня в памяти от этого времени? Немногое. Я частенько играл в шашки с Анатолием. Мы любили играть на открытом воздухе за складным столиком, расчерченным под шашечницу. Рядом, в палатке Анатолия, трудились не разгибая спины писцы - императорская канцелярия в походе работает так же четко, как в Константинополе. Каким бы отчаянным ни было стратегическое положение, государь должен аккуратно отвечать на письма.

Как-то раз, когда мы с Анатолием сидели за шашками, Виктор во весь опор проскакал по лагерю во главе колонны легких конников, и поднятая пыль запорошила нам глаза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза