- Нет, - ответил Оривасий. - Он приятель Фаларида. - Услышав это, центурион сразу оставил нас в покое, а Оривасий прошептал мне на ухо: "Фаларид - наш хозяин. Вон он, в середине". Посмотрев туда, куда он указывал, я увидел тучного степенного человека с высокомерно поджатыми губами. Мне показалось, я где-то его уже видел, но где?
- Это главный дворцовый повар, - пояснил Оривасий, - а значит, по смерти Евсевия самый богатый человек при дворе.
Я тяжело вздохнул. Слуги императора всегда безбожно его обворовывают.
Зазвучали кимвалы, и в зал строевым шагом вошла колонна доместиков. Остановившись перед Фаларидом, они жестом, которым положено приветствовать императора, отдали ему честь. В ярости я чуть было не вскочил на ноги, но Оривасий усадил меня на место. Между тем солдаты выстроились вдоль стены и затянули любовную песню! Но худшее ждало нас впереди.
В зал ввели пятьдесят бедно одетых юношей. Они двигались как-то неуверенно и явно не знали, что делать, пока кто-то из доместиков не заставил одного из них опуститься на колени перед Фаларидом. Остальные последовали его примеру. Затем евнух знаком велел им сесть на пол как раз напротив нас. Я никак не мог понять, что происходит. Судя по одежде, юноши были явно не артистами, а простыми ремесленниками, какие во множестве слоняются по аркадам любого города, глазея на женщин.
Затем в комнату пригнали, как стадо овец, пятьдесят молодых девушек. "Лица, приближенные ко двору" вокруг меня восхищенно зашептались: девушки были на редкость хороши собой и страшно напуганы. Их медленно обвели вокруг зала и приказали сесть на пол рядом с юношами. Девушки эти также были одеты в обычное платье - значит, это не были танцовщицы или гетеры. Я обратил внимание на то, что евнухи рассматривали их почти с таким же интересом, как и окружавшие меня мужчины. Мне это казалось непонятным, но Оривасий уверяет, что евнухи, особенно те, кого оскопили уже в зрелом возрасте, к своему несчастью, сохраняют плотские желания. Желание не исчезает от неспособности его удовлетворить.
Появились музыканты, заиграла музыка, и перед нами стали плясать сирийские танцовщицы. Думаю, они хорошо знали свое дело. Они неистово раскачивались, подпрыгивали высоко в воздух и изображали всякие непристойности с чашами, как это и положено в таком танце. Воспользовавшись тем, что все увлеклись зрелищем, я похлопал по плечу юношу, сидевшего на полу предо мной. Он вздрогнул и в страхе обернулся - лицо его от испуга побелело как полотно. На вид ему было не более восемнадцати, судя по белой коже и серым глазам, это был македонец, а большие мозолистые руки с черными ногтями выдавали в нем ученика кузнеца или ювелира.
- Что, господин? - спросил он прерывающимся от волнения шепотом.
- Зачем вас сюда привели?
- Не знаю, господин.
- Но как ты сюда попал?
- Они… - Он указал на доместиков. - Я шел домой с серебряного рынка - я там работаю, - а они меня схватили и заставили идти вместе с ними.
- А сказали зачем?
- Нет, господин. Нас не убьют, правда? - Ничто не может сравниться со страхом простолюдина, оказавшегося в незнакомом месте.
- Нет, - сказал я твердо, - вас не тронут.
Между тем сирийских танцовщиц сменили женщины, одетые жрицами египетской богини Киры. Их ритуальные жесты были мне знакомы, но все же, думаю, это были не настоящие жрицы, а просто гетеры, изображающие священные эротические танцы. Для нынешней карнавальной ночи это было вполне естественным началом. Они исполнили перед нами все таинства Киры, включая обряд оплодотворения с огромными деревянными фаллосами. Последний эпизод привел "лиц, приближенных ко двору" в восторг, и они принялись громко рукоплескать, а евнухи в экстазе вздыхали и мерзко хихикали. Хотя мне и не очень нравится культ Киры, такое осквернение ее таинств меня возмутило.
Но вот и "жрицы" удалились. Несколько коренастых доместиков подняли юношей и девушек и заставили пройтись парами перед ложами евнухов. Это походило на прогулку молодых людей на празднике в провинциальном городке, только двигались они уж очень неловко и вид у них был смущенный и затравленный. Так прошло несколько минут, и вдруг Фаларид поманил к себе одну из пар. Это послужило сигналом для других евнухов, и они кинулись выбирать себе жертву, шипя, как стадо рассерженных гусей.
Внезапно Фаларид протянул руку и разорвал платье девушки на плече; оно соскользнуло к ее ногам. Вокруг меня послышались возбужденные возгласы. Я от неожиданности просто оцепенел. Девушка попыталась прикрыть платьем грудь, но Фаларид снова рванул; на этот раз платье из дешевого полотна с треском разорвалось донизу и осталось у него в руке. Девушка осталась стоять нагой, скрестив руки на груди, будто жертва, приведенная на заклание. Затем, повернувшись к юноше, Фаларид задрал подол его туники до самого живота. Послышался громкий смех: под туникой у бедняги было голое тело. Схватив одной жирной рукой девушку, бледную от стыда, а другой - юношу, совсем пунцового от смущения, Фаларид повалил их на ложе.