Стол внушал уважение своей основательностью и габаритами. Собственно, даже не стол, а фундаментальное сооружение с мощными и, одновременно, изящно инкрустированными тумбами – функциональное произведение искусства. Чем-то оно напоминало здания послереволюционной Москвы, носящие его имя – сталинский ампир.
Император провёл рукой по зелёному сукну и улыбнулся, вспомнив свой первый рабочий стол после попадания во власть…
1917. Петроград. Смольный. Начало
– Товарищ Сталин! Товарищ Сталин! Товарищ народный комиссар по национальностям!
– Зачем же так орать? – Сталин поморщился, однако, остановился и обернулся на голос. Популярная бородка клинышком, аккуратные усы и загибистая чёлка зовущего никак не вязались с его крестьянской косовороткой и безразмерными извозчичьими штанами, заправленными в стоптанные сапоги. Прямые, как стрелы, брови. Глубоко утопленные глаза с прищуром. Смотрит внимательно, но не сердито. Это хорошо. Значит – послан не за тем, чтобы вызвать «на ковёр».
– Простите, чем обязан?
– Пестковский, – отрекомендовался, отдуваясь, «извозчик». – Станислав Пестковский, назначен к вам заместителем.
– Вот оно как? Ну, раз назначены, тогда приступайте к исполнению обязанностей…
– Готов. А где находится моё рабочее место?
– Вот, – поднял Сталин указательный палец – найти рабочее место для себя и для меня – это и будет ваша первая обязанность…
– А, вообще, комиссариат у вас есть?
– Нет.
– Ну, так я вам его сделаю.
– Хорошо. А что вам для этого нужно?
– Пока только мандат…
Сталин, не любивший тратить лишних слов, удалился в управление делами Совнаркома и через несколько минут вернулся с мандатом. В одном из уже занятых помещений Смольного Пестковский нашёл свободный столик и поставил его у стены, укрепив над ним лист бумаги с надписью: «Народный комиссариат по делам национальностей». Ко всему этому прибавили два стула. Можно было начинать работать.
Да-а-а-а, два скрипучих стула и ободранный стол в проходной комнате. Печать из резиновой подмётки, пачка бланков, изготовленных за собственные деньги, и неутомимый «извозчик» Пестковский – вот и весь наркомат. Но зато, совершенно дикий энтузиазм: «Вот сейчас мы покажем, как надо! Даёшь диктатуру пролетариата! Вся власть Советам! Мир – хижинам, война – дворцам!»
Ноябрь 1900. Ливадийский дворец
Император встряхнул головой, отгоняя навязчивые воспоминания… В 1917-м задачу № 1 они выполнили – зажравшихся аристократов из тёплых мест выкинули, скользких дельцов от кормушек отодвинули, чиновников, потерявших от безнаказанности берега, наказали… Однако, с разбегу, как на столб, налетели на то, о чём предупреждал старик Иммануил Иоганнович Кант:
Всё именно так и вышло. Революционеры решительно отстранили от власти тех, кто с ослиным упрямством вёл страну к катастрофе, но проморгали момент, как свои же товарищи превратились в таких же зажравшихся аристократов, скользких дельцов и потерявших берега чиновников. Надо постараться не повторить ошибки.
Император сел за стол и решительно придвинул к себе блокнот в кожаной обложке. Работы предстоит много. И, как всегда, кадры решают всё. Только вот кто они, эти кадры? С пролетариатом в 1917-м получилось не совсем хорошо, точнее, совсем нехорошо, хотя большевики были уверены, что именно они – самые сознательные, совестливые, передовые, и только на них нужно опираться, если хочешь что-то изменить… Стоит только им позволить контролировать и руководить – всё наладится… Какая наивность!..
1918. Петроград. Кто был ничем, тот станет всем!
– Иосиф Виссарионович! Нам дали большую сибирскую гостиницу, но её самочинно захватил ВСНХ. Мы, однако, не отступим. Велите Аллилуевой написать на машинке несколько бумажек следующего содержания: «Это помещение занято Наркомнацем». Да захватите с собой кнопки!
Надя Аллилуева, будущая жена Сталина, а пока – просто машинистка в комиссариате Национальностей, собрала запрошенное в один миг, за что была вознаграждена благодарным взглядом и лёгким кивком головы. Вооруженные магическими бумажками и кнопками, Сталин и Пестковский отправились на автомобиле в Златоустинский переулок.