Император и Пустота

— Что это? — Ученик подходит почти к самой кромке черного гейзера. Липкие любопытные языки лижут его ноги, пока не решаясь двинуться дальше по телу. Тьма пробует мальчика на вкус. Это хорошо, что он ее не боится. Значит, быстрее привыкнет.

— Не бойся, Павлик, — произносит Мастер, и вдруг резко встает с чемодана. Его длинные волосы разлетаются в стороны, и я вижу свое отражение, свое лицо, грубо искаженное зеркалом времени. Глубокие каньоны морщин, пристальный усталый взгляд серых глаз, обветренные губы. Это я, каким стану лет через тридцать-сорок…

Каким мог бы стать.

— А я и не боюсь, — отвечает Ученик, подставляя ладони трепещущим языкам Тьмы. В его голосе столько спокойствия, словно он всю свою сознательную жизнь готовился к этому моменту. Заслуга Мастера, конечно.

А затем я неожиданно понимаю, что Тьма уже не подвластна мне. Она начинает медленно вздыматься огромным черным грибом, закрывая собой верхние этажи домов, фонари освещения, сочащееся моросью темное небо.

И в следующий момент меня уже нет…

Дина умерла в среду утром. Я сидел на краю кровати, держал ее холодную руку, и изо всех сил старался быть сильнее того чувства, что вгрызалось в меня изнутри. Только надо ли ему сопротивляться? Мы были вдвоем. Пустая квартира, насквозь пропахшая лекарствами, дешевыми освежителями воздуха, вечно подгоревшей едой. Дина уже давно не вставала, а я плохо готовил. Только это было уже не важно. Она не могла есть, и приходилось колоть ей витамины, поддерживая в измученном болезнью теле затухающий огонек. Стоило ли стараться ради себя?

— Прости, Дин, — прошептал я, и уже не смог сдержаться. Упал на колени, уткнулся лицом в ее живот, и завыл. Слез не было. Только дикий, выворачивающий наизнанку вой. Скрюченными пальцами судорожно рвал матрац, но боли не чувствовал. Она должна прийти чуть позже…

Спустя несколько часов я затуманенным взглядом провожал двух молчаливых санитаров, уносящих вниз по лестнице закутанное в простыни тело. Их безучастные ко всему живому, бледные лица могли принадлежать лишь таким же мертвецам. Только они были мертвыми внутри.

Я закрыл дверь, прошел на кухню. И только тогда понял, какой страшной может быть настоящая пустота…

Она вернулась спустя год. Я уже собирался ложиться спать, как вдруг раздался звонок. За дверью стоял высокий широкоплечий мужчина в длинном черном пальто, хотя на улице была страшная духота после жаркого июльского дня.

— Здравствуйте, — он чуть заметно кивнул. — Я вам привел кое-кого. Принимайте.

Мужчина сделал шаг в сторону, и я увидел ее…

Такие же простыни, в какие она была закутана тогда. Только теперь они обернуты вокруг груди, на манер банного полотенца. От дорогого платья, в котором ее хоронили, ни осталось и намека.

— Я могу войти? — спросила Дина, и я, не в силах что-либо сказать, посторонился.

Она прошла мимо, чмокнула меня в щеку с таким видом, будто мы не виделись всего пару часов. Прошла в ванну.

— Не обижай ее, — тихо посоветовал мне мужчина. — Тогда все будет хорошо.

Затем он ушел, и я остался один. С ней.