Император и молот

– С греческим огнем вышла неудача. Сорок добрых братьев убиты и взяты в плен, Агилульфа вытащили из воды сильно обгоревшим. – Во взгляде императора мелькнуло оживление, он распрямил плечи. – Уверен, что эти греческие ублюдки выстрелили нарочно, хотя знали, что могут попасть в наших. Но как бы там ни было, – он снова откинулся на спинку стула, – мы проиграли. Греческий адмирал отказывается повторить атаку, все время хнычет о своих потерях. И Волк Войны разрушен. Ворота целы и невредимы. Я не виню тебя, Эркенберт, но ты должен признать, что во втором их выстреле было нечто дьявольское. Казалось бы, можно надеяться, что Бог пошлет своим слугам удачу. Если они его верные слуги. Боюсь, что я к таковым не отношусь. Уже не отношусь.

Эркенберт не поднял взгляда, продолжая наливать флягу за флягой словно в бездонную бочку.

– Нет ли других знаков, о император, что Бог отвернулся от тебя?

– Их слишком много. К нам продолжают поступать перебежчики. Они заявляют, что были христианами и их насильно обратили в ислам. Мы заставляем их есть ветчину, потом проверяем их сведения. Все говорят одно и то же. Арабская армия уже буквально за холмом, ее ведет лично халиф Эр-Рахман. Десятки тысяч воинов, говорят они. Сотни тысяч. Всех, кто не исполняет волю халифа, сажают на кол. А самое худшее ты и сам знаешь, о дьякон. Ни слова не слышно о Святом Граале, Лесенке воскресения, которая должна стоять рядом с Копьем смерти. Сколько уже людей погибло во время поисков? Иногда я слышу во сне их стоны. Тот пастушок, который приходил за Граалем в крепость, ты замучил его до смерти. И тот мальчик, светловолосый, который в пламени рухнул с небес. Они должны были прожить долгую жизнь, но теперь они мертвы. И тщетно, все тщетно…

Император откинулся еще глубже, его длинные руки коснулись земли, глаза закрылись.

Металлические латные рукавицы лежали перед ним на столе. Дьякон Эркенберт тихонько подошел к ним, взял одну, взвесил в руке и вдруг со всей своей тщедушной силой ударил рукавицей по лицу ничего не подозревавшего императора. Из сломанного носа тут же хлынула кровь. Пока ошеломленные телохранители тянулись к рукояткам мечей, Эркенберт был уже сбит с ног, распростерт на столе, и рука, подобная стволу дуба, стала душить его за горло, а острие кинжала нацелилось в глаз.

Постепенно атмосфера разрядилась, император выпрямился и отпустил дьякона.

– Стойте, где стояли, парни. А ты объясни, за каким чертом ты это сделал?

На обращенном к нему бледном лице не мелькнуло и тени страха.

– Я ударил тебя, потому что ты предаешь Господа. Бог послал тебя исполнить волю Его. Какова бы Его воля ни была! А ты, ты впал в грех отчаяния! Ты ничем не лучше самоубийцы, который ищет убежища в смерти из страха перед волей Господней. За одним исключением. Ты еще можешь искупить свою вину. На колени, нечестивец, который должен быть императором, и умоляй, чтобы Всевышний простил тебя!

Император медленно опустился на колени, кинжал выпал у него из руки, он стал бормотать «Отче наш», а кровь все струилась по его лицу. Эркенберт дождался конца молитвы.

– Достаточно. Пока достаточно. Исповедуешься перед своим исповедником. А сейчас сиди тихо. – Дьякон осторожно ощупал сломанный нос императора. Император оставался недвижим, привыкнув к боли за время своих многочисленных самоистязаний.

– Ничего страшного. Через пару дней будешь выглядеть по-старому. Выпей-ка это, – дьякон протянул Бруно то, что умудрилось не расплескаться из кружки. – А теперь послушай, что я тебе скажу. Да, греческий огонь нам не помог. Да, Волк Войны разрушен. Да, Грааль все еще не найден. Но задумайся об этих перебежчиках, о тайных едоках свинины, которые приходят в твой лагерь. Они вероотступники и дети вероотступников, многократные предатели. Пришли бы они к тебе, если бы думали, что халиф этих басурман может победить тебя? Нет. Они бегут, потому что уверены в его поражении. Так поставь их в передних рядах твоей армии, напомни об участи, которая ждет у мусульман тех, кто отрекся от их лжепророка. Порази халифа, как Самсон, сильный у Господа, разил филистимлян.

Император поскреб испачканный кровью подбородок:

– Это звучит так, как будто численное превосходство за нами, а не…

– Тогда разбей мусульман в горных теснинах. Отомсти за смерть неистового Роланда. Как там поют менестрели в «Песне о Роланде»?

К общему удивлению, отозвался флегматичный Йонн:

– Они, франки то есть, поют: «Chrestiens unt dreit et paiens unt tort» – «Христиане праведны, а язычники лгут». Я слышал эту песню на рынке в Лойвене. Я из-за нее и вступил в Орден.