Император-гоблин

– Вы считаете, что можете указывать мне, что допустимо, а что – нет, Чавар?

Стало очень тихо. Присутствующие оцепенели от страха, никто не смел пошевелиться. Майя спокойно, но твердо произнес:

– Я им доверяю.

Они ездили с ним в Улимейре, поэтому ему казалось, что они должны присоединиться к нему и сейчас, во время этого символического «путешествия».

Чавар брызгал слюной, но Тетимар, который, очевидно, соображал быстрее, взял себя в руки и кивнул в знак согласия. Кала и Бешелар приблизились к Майе и остановились по обе стороны от него, почти как обычно, с той лишь разницей, что раньше они следовали за императором на шаг позади, а сейчас стояли плечом к плечу. Тетимар спокойно сказал:

– Следуйте за мною.

Майя, Кала и Бешелар вышли вместе со священником из комнаты, оставив придворных в такой растерянности, что они сделались похожими на актеров, которые вдруг забыли слова пьесы.

Архиепископ молча спустился по главной лестнице Алкетмерета в большой круглый зал с полом, выложенным разноцветными мраморными плитами. Он пересек зал и приблизился к двум пилястрам, находившимся напротив дверей, которые соединяли Алкетмерет с общественными помещениями Унтэйлейанского Двора. На полу между пилястрами стоял ничем не примечательный подсвечник с горящей свечой. Майя не заметил, что именно сделал Тетимар и на что он нажал, но внезапно одна пилястра опустилась назад, и в стене образовался узкий проход. Пилястра превратилась в мост, ведущий во тьму. Тетимар ступил на мост первым, за ним последовали Бешелар и Майя, а Кала замыкал цепочку. Крашеное дерево под босыми ногами Майи было прохладным и слегка шероховатым, а когда он случайно прикоснулся к каменной стене коридора, то почувствовал ледяной холод.

Они несколько раз повернули направо, потом налево. Майя решил, что за стенами коридора находятся дворцовые помещения. Однако идти пришлось недолго, и вскоре коридор вывел их к винтовой лестнице. Лестница оказалась очень крутой и такой узкой, что Майя мог бы при желании обхватить руками центральную колонну. Перил у лестницы не было. Свеча архиепископа освещала лишь несколько ступеней. Майя осторожно начал спускаться, опираясь одной рукой о стену, а второй – о колонну. Почти сразу у него закружилась голова. Непривычные тяжелые украшения раздражали, оттягивали руки. Ему хотелось снять все эти драгоценности и оставить их прямо здесь, на ступеньках. Пусть их забирают пауки или призраки, думал он. Кроме колец и браслетов, его раздражало отсутствие обуви, и еще он ежеминутно боялся поскользнуться на влажных ступенях. Ни архиепископ, ни телохранители как будто бы не испытывали никаких неудобств, и он разозлился на них за это как ребенок.

Спустившись по лестнице, они прошли через вестибюль размером с кладовку и очутились в часовне для бдений. В отличие от привычных Майе храмов с куполами, у этой часовни был сводчатый потолок. Стены были расписаны символическими изображениями богов. Семь божеств были известны Майе, остальных он не знал.

Холодный каменный пол, судя по всему, недавно вымыли, и кое-где он еще был влажным. В нише у входа журчал источник, струйка воды стекала в природное углубление в полу. Откуда-то снизу доносился глухой шум – это ручей превращался в подземную реку.

Под высокой аркой, служившей входом в храм, висел фонарь. Тетимар зажег его от своей свечи и торжественно произнес:

– Это освященная вода. Вы можете пить ее. Мы вернемся на закате.

Священник и телохранители отошли к лестнице и начали подниматься обратно, в мир живых. Майя стиснул зубы. Ему хотелось кричать, умолять их остаться, не бросать его одного в темноте. Оставленный ими фонарь, жестокое напоминание о том, что где-то там, наверху, светит солнце, лишь усугублял его отчаяние. Он закрыл глаза, чтобы не видеть, как удаляется огонек свечи, и медленно сосчитал до ста. Открыв глаза, он оглядел темную сырую нору, скрытую под тоннами камня, прислушался к абсолютной тишине и подумал: «Вот что значит быть императором».

Он попил, главным образом для того, чтобы успокоиться, и сел в центре часовни, скрестив ноги. Майя постарался отключиться от окружающей обстановки и принялся терпеливо ждать.

Когда умерла мать, Майя был слишком мал, чтобы перенять ее склонность к мистицизму, присущую жителям Бариджана. Однако она научила его некоторым простым упражнениям, которые могли бы служить опорой живому беспокойному ребенку. Сетерис был последователем модного агностицизма и терпеть не мог «всякого вздора». Так что Майя цеплялся за учение матери в основном из упрямства. Сетерис часто запирал его в комнате в наказание за нарушение строгих правил, и со временем Майя обнаружил, что дыхательные упражнения помогают успокоиться и справиться со скукой. В последние два дня он не делал упражнений, но ведь у него не было…