Император Единства Владимир Марков Бабкин

Скоро два месяца как я снова оставил наше отечество, но по пережитому они сильней всех моих Германских лет. Я как будто живу в эксперименте знакомого мне берлинского профессора Эйнштейна и несусь на гоночном болиде обгоняя время. Каждое утро мне кажется, что я понял русских, но уже вечером понимаю, что утром я ничего о них не знал. Нет, русское радушие и открытость, как и мастерство здешней пропаганды неизменны, но поступки русских и события в России труднообъяснимы и малопредсказуемы!

Ещё месяц назад, после встречи с Царем, мои дела здесь наладились, мне, на удивление быстро удалось согласовать большинство поручений и Нью-Йорка и Вашингтона с местными сановниками. Государь отбыл в свой «медовый месяц» в Крым. Его отсутствие и проведение в Москве аграрного и церковного съездов несколько расслабили местных чиновников, но все мои дела имели на то «императорское поручение» и делались, пусть и без спешки, в срок. Собственно, это убедило меня что все метания Бертрана** и Моэма***, все их надежды на собравшихся в Москве фермеров и ортодоксов тщетны. Я сам долго работал чиновником и видел, как работает наша братия и в Вашингтоне, и в Берлине, и в Лондоне... это лучший барометр устойчивости государственного климата.

Но если, в части надежд и стабильности государства этот месяц ответствовал моему предвидению, то в остальном он был ярок и непредсказуем. Уехавший с молодой женой готовиться к взятию Carigrada (Константинополя, именно так это верно произносится по-русски) на Юг, Государь внезапно оказался на севере. В невероятном сражении он со своими авиаторами и моряками разбил сильнейший флот германцев. Я, служивший в Берлине и лично знающий и Кайзера, и руководство его армии и флота, даже не мог помыслить о таком! Немцы на море показали себя равными англичанам, а русских в прошлую войну (не без помощи доверителей Сэмми) стабильно били даже японцы! Что-то своей тонкой литературной душой чувствовал в этой связи Моэм. Он укатил-таки за три дня до событий в Санкт-Петербург и Гангут к своим подводникам. По возвращении я успел поговорить с ним. Он изумлен, как и его русские, и британские знакомые. Всё твердит о «чудо оружии», «Сухаревской башне», даже зачем-то ездил потом в Калугу. Литераторы крайне впечатлительны!