А учитывая, что в любой общине постараются в первую очередь избавиться от самых нерадивых работников и прочих горлопанов, то я надеялся и на некоторое оздоровление атмосферы в деревне. Кроме того, устроив передел земли и заложив всякие плюшки фронтовикам, я собирался использовать их против «тыловых крыс», в деле наведения порядка и подавления всяческих проявлений недовольства в деревне.
– Такие панические настроения среди крупных землевладельцев?
– Нет, Государь, с ними, вроде как, нам удалось прийти к взаимопониманию, тем более что многие из них проявляют интерес к вложению своих капиталов в промышленность, в том числе через получение земли под строительство новых предприятий, которые массово будут строиться в России в ближайшее время. И, разумеется, заинтересованы в покупке акций данных предприятий. Есть и такие, кто в высшей степени заинтересован в доступе на рынок Ромеи и в создании там своих торговых представительств и производств.
Делаю неопределенный жест.
– Ну, это мы можем обсудить. Так, все же, кто мутит воду?
– В основном те, кто по факту лишится заложенной в банке земли и останется ни с чем. А таких немало.
– Среди этой публики есть толковые люди?
Маниковский пожал плечами.
– Не могу ответить, Государь. Их слишком много. Возможно и есть, но вряд ли их большой процент. Есть те, кто служит в армии или на госслужбе, но, в основном, бузят те, кто никогда не занимался никакой коммерцией и жил лишь тем, что имел со своей земли, либо сдавая ее в аренду, либо закладывая в банк, либо то и другое.
– Понятно. Вот тех, кто верно служит Отечеству, нужно как-то уважить. Жду ваших предложений.
– Слушаюсь, Ваше Величество!
– Павел Григорьевич, вы можете держать остальную эту публику под контролем, не допуская серьезных заговоров?
Командующий ОКЖ генерал Курлов поднялся и оправил мундир.
– Думаю, да, Государь. Они разрознены, денег у них не так много. Я бы скорее опасался, что крупная рыба может через них попытаться нанести удар.
Помолчав несколько мгновений, заключаю:
– Что ж, тогда следите за ними. И за теми, кто попытается через них ударить. И при малейшем намеке на попытку потрепаться о заговоре, берите всех. Устройте несколько показательных процессов с самыми жесткими публичными карами. Нам нужно жестко напугать эту публику, да так, чтобы они мочили штанишки, только от одной мысли о крамоле. Никакой жалости. Всех под нож истории. Вы меня понимаете?
– Да, Государь!
* * *
ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ. ИУДЕЯ. ИЕРУСАЛИМ. 28 августа (10 сентября) 1917 года.
Майор Вюрт фон Вюртенау смотрел, как последние из его подчиненных выходят из ворот Святого Города. Они выходили при полном вооружении, и даже с обозом, который русские любезно разрешили им взять с собой.
– Как видите, герр майор, мы люди слова, и вы забрали все, что хотели и все, что могли увезти с собой. Вы поступили очень мудро, отказавшись от сопротивления и избавив своих людей от верной гибели.
Немец покосился на самодовольного русского офицера. Знал бы этот Устинофф, о том, что он, фон Вюртенау, ни на секунду не колебался и был готов умереть сегодня утром. Как и многие его солдаты. Но приказ из Берлина был однозначным – Иерусалим срочно сдать русским до подхода британских сил.
Он мог лишь гадать, чем было вызвано столь странное решение.
Очевидно тут замешана какая-то политика из высших сфер, которая недоступна для понимания простому тыловому майору, пусть и с благородной приставкой «фон» перед его древней фамилией.
* * *
МОСКВА. КРЕМЛЬ. ДОМ ИМПЕРИИ. 28 августа (10 сентября) 1917 года.
Я отыскал Машу в библиотеке и с удивлением увидел, что она обложилась всякого рода путеводителями и справочниками по Италии и по югу Франции.
– За Италией соскучилась, солнышко?
Царица подняла голову и лукаво улыбнулась.
– Ну… как война эта закончится, я бы, конечно, съездила туда. С официальным визитом.
Чмокаю ее в губы и усаживаюсь в кресло напротив.
– Понимаю. Вероятно, будет презабавным это ощущение – вернуться в Рим, уже будучи Императрицей двух других Римов.
Кивает.
– Ну, и это тоже. Но, как ты сам понимаешь, не это главное. Кем я оттуда уезжала? Вот, если объективно смотреть на вещи? Пусть высокородной, но все же барышней, которая отправлялась в далекую столицу покорять ее и сердце будущего мужа, так ведь?
– Ну, вероятно. Не смотрел на это под таким углом.
Маша рассмеялась и погрозила мне пальчиком.
– Врунишка, все ты отлично понимаешь. Но я не об этом. Я прекрасно знаю, насколько я популярна сейчас в Италии, после всего, что произошло. И я хочу обратить эту популярность в те реформы, которые необходимы моей исторической Родине. Солидарность, Служение, Освобождение – эти идеи уже набирают популярность в Италии, так почему бы не помочь?
– Это да, дуче вполне оценит.
Удивленный взгляд:
– Вождь?
Делаю небрежный жест.