Император

– Ему и тебе она обязана своим спасением, – сказал епископ. – И поэтому они оба вместе должны принять крещение. Дадим этому милому ребенку имя прекраснейшего из апостолов и назовем его Иоанном. А Селена пусть зовется Марфой, если ей самой понравится это имя.

X

Селена и Гелиос приняли крещение, и через два дня вдова Анна со своими питомцами и Марией, в сопровождении пресвитера Иллариона и одного дьякона, сели в Мареотийской гавани на одно из нильских судов, которое должно было отвезти их в новое отечество, в верхнеегипетский город Безу. Мария не сразу ответила на вопрос Анны, желает ли она следовать за нею.

В Александрии жила ее старая мать и затем… Но именно это «затем» помогло ей резко покончить со всеми сомнениями и сказать решительное «да», так как оно относилось к Антиною.

Сначала ей казалась невыносимою мысль, что она не увидит его снова. А между тем ее сердце должно было вполне принадлежать тому, кто и для нее умер на кресте и кому она посвятила себя в этом мире и в будущем.

На другой день после своего крещения Селена отправилась в городской дом Павлины и, пролив много слез, простилась там с Арсиноей. Любовь, соединявшая двух сестер, возродилась снова. Селена слышала от Павлины, что Поллукс умер, и уже не чувствовала неприязни к своей сопернице, которая оплакивала его с большей страстностью, чем она. Прежде же ее душевный мир не раз нарушался воспоминанием о друге детства.

Ей тяжело было расстаться с Александрией, где оставались ее сестры, и вместе с тем она радовалась своему новому месту жительства, так как теперь она уже не была такой, как несколько месяцев тому назад, и стремилась к отдаленной арене своей новой жизни, посвященной богу.

Евмен и Анна не ошиблись. Не вдове, а слепому мальчику удалось приобрести ее для христианства.

Уже слова раба Мастора, что Гелиос со временем снова увидит в сияющем небе своего отца в числе прекрасных ангелов, сильно подействовали на живое воображение и нежное сердце слепого ребенка.

В доме Анны его надежда получила новую пищу. Мария и Анна много говорили ему о своем великом добром боге и его сыне, который любит детей и приглашает их приходить к нему.

Когда Селена стала поправляться и Гелиосу было позволено разговаривать с нею, он с великой радостью стал рассказывать ей все, что слышал от женщин. Но его сестра сначала не находила никакого удовольствия в том, чтобы слушать эти фантазии, и пыталась поколебать его веру в них и возвратить его сердце старым богам.

Однако, стараясь руководить ребенком, она мало-помалу почувствовала себя принужденной следовать за ним по его пути. Она шла сначала неверными шагами вперед, но вдова Анна поддерживала ее своим примером и добрыми словами. Она сообщала ей сущность христианского учения только тогда, когда девушка спрашивала ее и просила объяснений.

Все, что окружало Селену в этом доме, дышало миром и любовью, и ребенок чувствовал это, высказывал и своей собственной личностью представлял ей первую цель для пробудившегося в ней нового страстного желания сделаться любящим существом.

Твердая вера ребенка, не колебавшаяся ни от каких доводов и мифов, которые знала Селена, потрясла ее и заставила спрашивать у Анны объяснений насчет справедливости уверений брата.

Ей казалось отрадным, что жалкая земная жизнь оканчивается смертью; но Гелиос заставил ее замолчать, печально спросив ее:

– Неужели же в тебе нет никакого желания снова увидеть отца и мать?

Снова увидеть мать!

Эта мысль заставила и ее жаждать загробной жизни, и Анна раздула сверкнувшую в ее душе искру надежды в пламя.

Селена видела и испытала много горя и привыкла называть богов жестокими. Но Гелиос говорил ей, что бог и Спаситель добры и любят людей как своих детей.

– Разве это не доброта, – спросил он ее, – что небесный отец привел нас к Анне?

– Да, но нас разлучили друг с другом, – возразила Селена.

– Пусть, – отвечал ребенок с уверенностью, – на небе мы опять встретимся все.

Селена осведомлялась о каждой из своих сестер, и Анна описывала ей все семьи, в которые они были приняты.

Вдова, по-видимому, говорила правду, и малютки тоже подтверждали ее слова при своих посещениях, но все-таки Селена с трудом верила ее описаниям жизни в домах ее единоверцев.

Один из великих учителей церкви сказал, что мать христиан должна быть гордостью детей, жена – гордостью мужа, муж и дети – гордостью жены, а бог – гордостью и славой всех членов дома.

Когда Селена спрашивала себя, что могло бы случиться со всеми ими, если бы их отец остался жив и был уволен от должности, ее прямой ум находил надлежащий ответ на этот вопрос. Их ожидали бы позор и нищета.

А теперь?

Любовью, любовью и снова любовью было проникнуто все, что она видела и слышала, и, однако же, любовь причинила ей жесточайшие горести.