Император

– Ну уж, пане, все, что знал, рассказал, до самой последней мелочи. Не знаю, уж и о чем еще говорить?

– О письмах. Тех, что упоминали купцы. От кого фон Раузе их получал?

– Этого они не говорили. С оказией где-то передавали, мол, в Жатец… но в Жатец не все письма следовало везти… Ох ты ж! – встрепенулся сотник. – Печать там должна быть какого-то заметного цвета… то ли желтый воск, то ли красный… или желто-красный…

– Может, оранжевый?

– Как вы сказали, пан?

Егор спрятал улыбку: оранжа – апельсина – в Чехии, похоже, еще не знали.

– Ну, желто-красный. Как закатное солнце.

– Да-да! – закивал подозреваемый. – Теперь вспомнил – так они и говорили: желто-красный.

Простившись с бедолагой сотником, князь в задумчивости отправился к себе и, не раздеваясь, улегся на ложе. Не спал, все размышлял об услышанном, что-то сопоставлял, даже, запалив свечу, рисовал пером какие-то схемы.

Делали цветные свечки – добавляли в воск различные примеси. И красными торговали, и желтыми, и синими… А вот оранжевых Егор не видел, оранжевый – цвет составной, приметный… его из двух свечей получить можно. Так кто же будет сразу с двух свечек воск для печати смешивать? А тот, кому надо. Только тот. Кстати, кое-кто частенько письма любимой доченьке пишет… Пан Свободек! Он? Если у него есть цветные свечки…

Цветные свечки у пана Свободека имелись, о чем на следующий день поведал возчик пан Добружа, он же эти свечки и покупал. Красные, желтые… каких-то других цветов вроде и не было.

Информация вполне заслуживала внимания. Значит, «замполит» и есть предатель? Если так, то оставалось понять, зачем это ему надо? Пан Свободек примкнул к таборитам, похоже, вполне искренне, пафосно выражаясь – по зову сердца. Крестоносцев он ненавидел… тогда какого ж рожна предавать? Нет, или это кто-то еще, или… Или имелся у «замполита» какой-то свой расчет!

Целых три дня молодой человек носился как угорелый – собирал сведения о составе тех отрядов, что подверглись дерзким нападениям немцев, именно это – социальный срез – и казалось сейчас наиболее важным. Вожников составлял выборки, чертил диаграммы, сожалея лишь об одном – был бы под рукою компьютер, все сделалось бы раз в десять быстрее, а так приходилось все рассчитывать самому, вручную. И все же труды увенчались успехом! Почти не смыкая глаз, Егор скрупулезно проанализировал качественный состав гуситских отрядов и пришел к однозначному выводу: кто бы ни был предатель, руками крестоносцев он просто выбивал колеблющихся, чашников, всех тех, кто не разделял радикальные идеи таборитского руководства… даже не то чтобы не разделял, а просто – недостаточно верил, этого хватало, чтобы подставить человека под разящие мечи рыцарей. И сами-то крестоносцы весьма часто не получали от своих вроде бы успешных налетов никакой материальной выгоды. Ну что толку, скажем, было нападать на обоз с сеном? Велика прибыль! Или просто атаковать обычный сторожевой отряд. И сколько своих потеряли благородные господа? А в результате погибло трое чешских рыцарей со своими дружинами. Всех троих Егор знал – славные были рубаки и сражались славно… разве что ни в грош не ставили пана «замполита».

Сходилось! Все сходилось, пасьянс вполне складывался – только вот прямых доказательств подлой игры пана Свободека не было…. Разве что перехватить очередное письмо. Ну так оно наверняка зашифровано – и что скажет совет? Пан Свободек не простой воин, доказательства здесь нужны веские – а такие вряд ли получится быстро собрать. А ведь хитрый и коварный фанатик, не брезгующий использовать для своих целей врагов, есть серьезная угроза умеренным, а в недалеком будущем – и всей центральной Европе. Знаменитые Гуситские войны Егор хорошо помнил, вагенбурги таборитов доходили и до Балтийского моря, и до Венгрии, и до Литвы…