Император

— Хм. Вы меня все больше поражаете, мой, ранее, ворчащий друг. Я привык к тому, что вы постоянно меня критикуете. Но, Генрих, вы становитесь почитателем моей гениальности, которую ранее не признавали? — сказал король и внимательно посмотрел на своего министра.

Подобное резкое изменение настроение монарха было связано с тем, что Подевильс должен был в данное время находиться либо в Кенигсберге, либо в Дрездене, но никак не в полевом лагере прусской армии. Поэтому король сосредоточился и приготовился получать информацию.

— Вот, Ваше величество, — Подевильс протянул своему королю два полностью исписанные почерком министра листа бумаги.

— Что это? В двух словах, — спросил король.

— Это, Ваше величество, реакция русского императора на рейд генерала Зейдлица, — ответил министр, а король стал вчитываться в текст.

— Щенок! Неблагодарный гольштинский выкормыш, — сыпал оскорблениями Фридрих. — Что за варварские методы, давать цену за голову моего генерала? Подевильс, вдумайтесь — мой племянник подобен царю Медасу, к чему не прикоснется, все становится золотом! Он предлагает такие большие деньги за голову еще вчера бывшего полковника? Если он так будет оценивать моих генералов и полковников, то не меньше десяти миллионов выложит. Ха! А, может, мне продать всех генералов глупцу-племяннику и набрать новых? С такими деньгами я смогу завоевать всю Европу!

Подевильс не разделял шутки короля, настроение которого вновь стало игривым.

— Ваше величество, мне кажется, что вы не до конца поняли важность того, что происходит в России, — начал говорить министр, но был перебит королем.

— Вот, Генрих, теперь я узнаю вас. Что ж, расскажите своему королю, что же такого ужасного нам сулят сии прокламации?

— Извольте, Ваше Величество, — Подевильс не стушевался. — Россия, по сути, объявляет нам не просто войну, а противостояние народов, цивилизаций. Россия показывает, что готова бросить все свои ресурсы и силы на войну с нами. Мой король! Русская империя в последние годы показывает весьма внушительный экономический рост. Насколько я знаю, даже у Вас бесшумная карета русской выделки. Они начинают использовать новое оружие. Подобное русским пистолям, оружие, только начало поступать в нашу армию. И я уверен, что нам лучше поторопиться и не допустить полноценного вступления России в войну.

— Да, мой племянничек предлагал время для того, чтобы я успел разобраться с Австрией и Францией. Видимо, он посчитал себя умнее опытного правителя и получил, я бы сказал, родственную оплеуху, чтобы не зазнавался. А то, что здесь написано, — считаю, что таким образом Карл Петр стремится дешевыми манипуляциями укрепиться на троне. Сейчас это для него оправдано. Но и вы, Подевильс, напишите что-нибудь подобное. Они выдумывают всякие небылицы про зверства наших предков, но и мы должны написать про истинную варварскую натуру московитов, — сказал король.

— Но, Ваше величество, — попытался возразить министр.

— Генрих, я всегда Вас выслушивал, но сейчас меня больше заботит завтрашний триумф Пруссии. Россия еще два месяца, а то и больше, будет собирать свои силы. Слякоть и плохие дороги не позволят русским в скором времени начать хоть какие боевые действия. А к этому времени возрастет и моя армия, и я успею нанести тяжелый удар по Австрии. Вероятно, и французам достанется.

Подевильс ничего не ответил, поклонился и удалился. Может, и прав король, и газетные статьи русских не столь важны. Ну, а то, что его королю пока все очень легко удается, говорит о действительном гении монарха и о Божьем провидении.

* * *

Петербург

4 марта 1752 года

Столица бурлила. Газетный тираж, несмотря на свое увеличение, раскупался, как только появлялся в продаже. «Петербургские ведомости», мало того, что подняли втрое стоимость каждого экземпляра, так еще редакция приняла решение о дополнительном тираже. И это не помогло, дефицит вновь образовался. Но хорошо то, что выручка от продажи газет резко возросла.

Казалось, что новости про мужеложство Президента Академии наук, гетмана Запорожского войска Кирилла Разумовского и его близкого друга, а также наставника, Григория Теплова, взбудоражили общественность больше, чем покушение на императора. Император жив и идет на поправку, так что здесь такого интересного? А вот посмаковать извращения — вот это то, что народ любит больше всего.

Почему я все-таки решился на публикацию самого факта о мужеложстве? Да, скорее всего, потому, чтобы мои действия в отношении Разумовских приобрели максимальную легитимность. Создать образ и клише, и уже не важно, старший брат или младший, вся фамилия под ударом. А тут еще и кстати пришелся закон о мужеложстве, предусматривающий, пусть и не жестокое наказание, но существенное.