– Нет, он один. – Ева подняла безжизненную руку жертвы. Без маникюра, отметила она про себя. Ногти коротко острижены. Колец нет, но осталась бледная полоска, след на одном из пальцев, где кольцо было и, видимо, постоянно. Средний палец на левой руке. – Он просто демонстрирует нам свою всестороннюю натуру.
– Я не понимаю.
– А я понимаю. Проверь, где она держала свои драгоценности. Я ищу кольцо. Простое колечко, не перстень.
Пибоди начала выдвигать ящики комода.
– Может, вы объясните мне, что вы понимаете, чтобы я тоже поняла.
– Жертва – женщина в летах. Ни следа борьбы или взлома. Она сама его впустила: думала, он по делу. Возможно, он представился ремонтником. Она поворачивается спиной, и тут он бьет ее по затылку. У нее на затылке ссадина, а на коврике в гостиной осталась кровь.
– Она была желтобилетница?
– Вряд ли.
– Нашла драгоценности. – Пибоди вытащила шкатулку с прозрачной вставкой в крышке. – Ей нравились сережки. Кольца у нее тоже есть.
Она поднесла шкатулку Еве в открытом виде. Ева перебрала вставленные в гнезда предметы. Брак с Рорком и его склонность осыпать ее побрякушками научили ее отличать настоящие камни от бижутерии. Украшения Лоис были в основном бижутерией, но у нее имелось и несколько стоящих вещей. Убийцу они не заинтересовали. Скорее всего, он их даже не искал.
– Нет, здесь этого нет. Я думаю, кольцо было у нее на пальце, что-то вроде обручального кольца, и он снял его с пальца. Как символ, как сувенир.
– Я думала, она жила одна.
– Так и было. Вот почему он выбрал именно ее. – Отвернувшись от шкатулки, Ева вновь взглянула на Лоис Грегг. – Он переносит ее сюда. Все, что нужно, у него с собой, только на этот раз в ящичке для инструментов. Путы для рук и ног. Он снимает с нее халат, привязывает ее к кровати. Находит то, что ему нужно, чтобы изнасиловать ее. Теперь он заставит ее очнуться. С той, первой, ему не удалось поиграть, но тут другой случай.
– Почему? – Пибоди поставила шкатулку с драгоценностями на комод. – Почему он выбрал совершенно другую женщину?
– Потому что он ищет разнообразия. Очнувшись и поняв, что происходит, что в нее вонзается, она вопит от ужаса. Она отказывается верить в реальность происходящего, но все-таки кричит, борется, умоляет. Эти подонки любят, когда их умоляют. Он работает над ней, ее терзает боль – страшная, невыносимая, – и она кричит еще сильнее. От этого он ловит кайф. – Ева снова подняла и опустила руку Лоис, коснулась ее ног. – Она поранила запястья и лодыжки, дергаясь и извиваясь, пытаясь освободиться от пут. Она не сдавалась. Это ему тоже понравилось. Когда жертва сопротивляется, их это возбуждает, они начинают пыхтеть, у них встает. Они чувствуют свою власть, когда жертва борется, но не может победить.
– Даллас, – негромко окликнула Пибоди и положила руку на плечо Еве, увидев, что лицо ее лейтенанта побледнело и покрылось испариной.
Ева сбросила ее руку и отступила на шаг. Она знала все, через что прошла Лоис Грегг. Но это не свалит ее с ног, не увлечет в кошмар воспоминаний о крови, холоде и боли. Только не сейчас, не здесь. Она заговорила ровным, спокойным голосом:
– Покончив с изнасилованием, он берет пояс от ее халата. Теперь она в невменяемом состоянии от боли и шока. Он влезает на кровать, садится на нее верхом, заглядывает ей в глаза, пока душит ее. Он видит, как она задыхается, чувствует, как ее тело бьется под ним в конвульсиях. Чудовищная пародия на секс. Вот тут он кончает – когда ее тело вскидывается под ним, а ее глаза вылезают из орбит. Вот тут он получает свою разрядку. Придя в себя, он завязывает пояс бантиком, втыкает конверт с письмом между пальцев ноги. Он снимает с ее пальца кольцо. Как это по-женски: носить символ верности, когда хранить верность уже некому. Он прячет кольцо в карман или в ящик с инструментами, осматривается, бросает, так сказать, последний взгляд на деяние рук своих. Он доволен: все выглядит именно так, как он хотел. Великолепная имитация.
– Имитация чего?
– Кого, – поправила Ева. – Элберта Де Сальво. Бостонского Душителя.
Она вышла на лестничную площадку, где полицейские с трудом сдерживали соседей, жаждущих заглянуть в квартиру. «А вот и Рорк», – подумала Ева. Человек, у которого денег было больше, чем у господа бога, сидел по-турецки на полу лестничной площадки, прислонившись спиной к стене, и работал на портативном компьютере. Она никогда этого не понимала, но он мог бы работать так часами, не ропща и чувствуя себя вполне довольным жизнью.
Ева подошла к нему, присела на корточки, чтобы их глаза находились на одном уровне.
– Мне придется тут задержаться. Ты бы лучше вернулся домой. Меня подвезут до управления.
– Скверное дело?
– Очень. Мне надо поговорить с сыном, а он… – Она испустила долгий вздох. – Мне сказали, что медик дал ему что-то, но он все еще неадекватен.
– Будешь неадекватен, когда твою мать убивают. Хотя кругом стояли полицейские, она положила ладонь поверх руки мужа.
– Рорк…
– Демоны не умирают, Ева, мы просто учимся жить с ними. Мы с тобой оба знаем это давным-давно. Я со своими справлюсь сам. По-своему.