Имидж напрокат

– Ах, ну да. К Галкиной, в общем, с подарком к ней я не заходила. Да, разношу большие картонные коробки, в которых лежат маленькие упаковки с конфетами, но я всего лишь оставляю их в отделениях на ресепшен. Старшая медсестра расписывается в ведомости об их получении, и я свободна. По палатам презенты персонал отделений распределяет. Ну подумайте, сколько в клинике народа лежит? Хватит у меня одной времени и сил каждому самой шоколадки вручить? Конечно нет. Я не совершаю дурных поступков, знаю, что Учитель их не одобрит. А он все видит и знает, он вездесущ. Сделайте милость, не рассказывайте никому про Наставника. После того как Родиона Харитоновича по ложному обвинению осудили к вечному наказанию, я нигде не могла устроиться на работу. Вначале отдел кадров пугали три мои дочки. Я понимаю кадровиков – дети часто болеют, сотрудница, являющаяся многодетной матерью, никому не нужна. И в анкете есть вопрос: «Находились ли вы под следствием?» Я всегда честно отвечала: «Да, была задержана по делу Козланюка, но отпущена, к суду не привлекалась». А мне сразу говорили: «Извините, вакансия уже занята». Я пыталась объяснить, что Родион Харитонович обвинен ложно, но…

Ксения в упор посмотрела на Костина:

– Но все реагировали, как вы. Меня даже слушать не желали. Вакансия занята, и точка. Это было время суровых испытаний, жить нам с девочками оказалось негде. Вы же знаете, Захаркино в день ареста Учителя сгорело, община развалилась. Я сняла комнату в бараке, мыла полы, зарабатывала, где могла. Меня очень поддержал Учитель. Каждый вечер я входила с ним астрально в контакт, и он мне объяснял: «Ксения, если достойно пройдешь испытание, не поддашься дьяволу, не предашь меня, все наладится. Я послал тебе помощь, она скоро придет».

– С ума сойти! – не выдержал Костин. – Шиза разбушевалась!

Я пнула его ногой под столом.

– Ну да, вам не понять, как общаться с человеком на расстоянии… – улыбнулась медсестра. – Но все получилось, как обещал Наставник. Сначала я совершенно случайно познакомилась с Ольгой Алексеевной, главврачом дома престарелых. Она меня на работу взяла санитаркой, сказала: «Мне безразлично твое прошлое. Никто у нас работать не хочет – контингент тяжелый, капризный. Продержишься год в санитарках – сделаю тебя медсестрой». На службе я встретила Нину, мы стали жить вместе, затем устроились в муниципальную больницу.

Ксения опустила голову.

– Там, когда заполняли бумаги, я наврала в анкете, на вопрос про следствие ответила: нет. А отдел персонала, похоже, проверять меня дотошно не стал. Я себя не оправдываю, ложь – большой грех. Родион Харитонович меня за нее крепко отругал, но потом сказал: «Понимаю, ты из-за детей так поступила, хочешь ради них деньги зарабатывать. Прощаю тебя». Учитель, как всегда, оказался прав, дочки для меня самое главное в жизни, я их никогда не брошу, подниму на ноги, дам им образование. А потом нам с Нинушей сказочно повезло – мы устроились в клинику Милова. Я своими стараниями заслужила повышение, пациенты обо мне только хорошие отзывы оставляют. Имеем теперь стабильный заработок. Валерий Борисович не знает ничего про Родиона Харитоновича. Пожалуйста, не сообщайте ему об Учителе, а то меня уволят.

– Мы вас не выдадим, – успокоила я. – Поторопитесь в школу, больная девочка ждет.

– Ну ты даешь! – возмутился Костин, когда Ксения убежала. – «Мы вас не выдадим». Михайлова на всю голову больная, ее нельзя близко к людям подпускать. Надо выяснить, как ею Козланюк с зоны руководит, не верю я в астральные беседы. Это он велел убить Галину Максимовну Брунову…

– У нее оторвался тромб, – перебила я.

– Ага, ага, – закивал Костин. – А до этого к ней явилась ее прапрабабушка-монашка и велела креститься в какой-то секте. Понимаешь, откуда ветер дует? Смерть Галкиной точно на совести Михайловой. И с пациенткой, выдававшей себя за Зайчевскую, медсестра как-то ухитрилась расправиться.

– Ага, и Колизей развалила, – съязвила я. – Хочешь на несчастную Ксению всех собак повесить? Она никого не убивала, а с видеокамерой ее подставили.

– Зачем? – рассмеялся Костин. – И как ты пришла к такому выводу?