— Хорошо, — человек кивнул, молча взял сверток, не стал его разворачивать и пересчитывать деньги. — Я знаю, что ты не пытаешься нас обмануть. Я это вижу. Твоя цель не изменилась?
— Нет, — Дато сглотнул горький комок, — я хочу занять место Паука.
— Ты займешь его место. Идем.
Он указал на люк в полу и, подавая пример, первым стал спускаться по ступенькам. Дато последовал за ним.
Лестница вилась среди желтых камней. Кое-где было тусклое освещение. Спускались они достаточно долго, и он был прямо поражен тем, какой глубины это помещение в катакомбах.
Дато сразу понял, что они спускаются в катакомбы. Это было ясно без всяких объяснений. Через время он почувствовал резкий, пронзительный холод и вспомнил, что в катакомбах всегда холодно. И от этого ему стало еще более жутко.
Когда ступеньки закончились, они оказались в довольно большом ярко освещенном помещении, на стенах которого были развешаны зажженные факелы. В глубине стоял какой-то диван, похожий на турецкий, полукруглой формы, с большими подушками. Он увидел, что на нем кто-то сидит. Приблизившись, разглядел девушку с длинными каштановыми волосами, которая прикрывалась подушкой. У нее были обнаженные ноги. На низеньком столике рядом с диваном в плоской бронзовой чаше курились какие-то благовония. Не обращая на вошедших ни малейшего внимания, девушка задумчиво смотрела на поднимающийся над чашей дым.
Они обогнули диван и пошли дальше, в глубь помещения, к стене, возле которой стоял письменный стол и два кресла.
Опустившись в одно из них, мужчина жестом велел пришедшему занять другое. Тот сел, чувствуя, что руки его начинают дрожать. Только теперь Дато реально осознал, на что пошел — он собирался предать своего лучшего друга.
Перед ним вдруг встало лицо Паука. Он увидел его воочию, ясно, прямо на каменной стене, с такой четкостью, словно там проявилась его фотография. Паук, который вытащил его с самого дна, из тюрьмы. Паук, который…
Когда Дато вышел на волю, то приехал в Одессу благодаря Пауку. Он был болен, избит, из всех вещей у него были только рваные сандалии, спортивные штаны на два размера больше и такая же рваная майка, в которой было страшно холодно. Ничего другого у него не было.
Дато был абсолютно никем, последней босотой, растерявшей даже крошки бывшего у него когда-то имущества. В тюрьме его ободрали как липку следователь и действующий заодно со следствием адвокат. Он вышел нищим и в таком отчаянии, от которого хотелось лезть в петлю!
А Паук обул его, одел, накормил, пристроил к делу и перевез в Одессу — через своих людей он наблюдал за ним на зоне. И когда Дато вышел, решил сделать его своей правой рукой. И тот никогда не подводил Паука, был готов за него в огонь и в воду. Убить любого, перерезать горло за какую-нибудь мелочь, что там еще? Паук знал об этой его преданности и потому в последнее время стал доверять как себе. Доверие это всегда окупалось сторицей.
Когда Паук оказался на очередной отсидке, Дато следил за его делами так, как следил бы за своими. Из тюрьмы Паук продолжал руководить всем, и он четко выполнял его инструкции.
После освобождения Паука — раньше срока, за что пришлось дать довольно большую взятку — он приготовил своему другу роскошную встречу. Пауку сняли отличную квартиру. Дато лично купил ему все новые, самые дорогие вещи, построив знакомого фарцовщика, который работал у порта, в районе Таможенной площади. И с замиранием сердца ждал своего единственного друга.
Когда Паук вышел из зоны и оказался в Одессе, они гуляли три дня в лучших ресторанах Аркадии.
Через день после этой грандиозной попойки Паук назначил ему встречу, чтобы обсудить самое важное. С замиранием сердца Дато понял, что Паук вознамерился передать ему часть своих дел и даже, может, сделать равным себе. К этому он шел всю свою жизнь. Он был готов занять принадлежащее ему место. Как сам думал — по праву.
Но через день после попойки Паук вдруг исчез. В тот самый день, когда он хотел отдохнуть в тишине, поправить здоровье от обильных трехдневных возлияний. Причем из своей собственной квартиры. После того, как он туда вошел, его никто не видел. И что с ним сталось, было совершенно не понятно.
Дато отчетливо помнил те страшные дни конца апреля — дни исчезновения Паука, перевернувшие разом весь криминальный мир Одессы. И, конечно, он потерял все. Власть Паука захватили совершенно другие люди, а его карьера стремительно покатилась вниз. И тогда Дато вспомнил…
Вспомнил о том, что когда-то ему рассказывал Паук — к кому он сам обратился однажды, чтобы добиться такого положения и власти. И, скрепя сердце, Дато принял решение: сделать так, чтобы забрать себе всю власть Паука. Даже если это означало предательство его единственного друга. Он больше не хотел оставаться никем. И Паук, его единственный близкий человек, понял бы его намерения — Дато был в этом уверен. Но все-таки угрызения совести, какая-то непонятная муть время от времени мучили его, кромсали его душу острыми зубами, поднимая свою оскаленную пасть.