Имя ветра

– Настоящий дар так легко не уходит! Вот, когда я был ребенком, у нас в Стаупе был молодой человек с природным даром. Он умел обращаться с растениями. – Абенти перестал улыбаться, глядя перед собой на что-то, чего я не видел. – Бывало, у всех помидоры только зацветают, а у него уже красные. И тыква у него была крупнее и слаще, и виноград превращался в вино, не успев попасть в бутылку… – Он умолк, по-прежнему глядя в пространство.

– И что, его сожгли? – спросил я с безжалостным детским любопытством.

– Чего? Да нет, нет, конечно! Я не настолько стар, – он зыркнул на меня с напускной суровостью. – Просто была засуха, и его выгнали из городка. Его бедная матушка была в великом горе.

Мы ненадолго умолкли. Мне было слышно, как впереди, через два фургона от нас, Терен с Шанди репетируют отрывки из «Свинопаса и соловья».

Абенти тоже прислушался от нечего делать. Когда Терен сбился на середине монолога в саду, я снова обернулся к нему.

– А на актеров в университете учат? – спросил я.

Абенти покачал головой. Мой вопрос его слегка позабавил.

– Там учат многому, но не этому.

Я посмотрел на Абенти и увидел, что он следит за мной. В глазах у него прыгали чертики.

– А меня вы можете научить чему-нибудь из того, чему там учат? – спросил я.

Он улыбнулся. Вот так все и вышло, легко и просто.

Абенти по очереди обучил меня основам всех наук. Несмотря на то что больше всего он любил химию, он верил во всестороннее образование. Я научился пользоваться секстаном, компасом, логарифмической линейкой, счетами. А главное, я научился обходиться без всего этого.

Не прошло и оборота, как я научился определять все химикаты, что были у него в фургоне. Через два месяца я научился выгонять спирт такой крепости, что его нельзя было пить, перевязывать раны, вправлять кости и диагностировать сотни заболеваний на основании их симптомов. Я выучил процесс приготовления четырех разных афродизиаков, трех противозачаточных составов, девяти средств от импотенции и двух зелий, которые назывались просто «девичий помощник». Насчет назначения этих последних Абенти отвечал уклончиво, но у меня были кое-какие подозрения.

Я заучил состав дюжины ядов и кислот и сотни лекарств и панацей – некоторые из них даже помогали. Я вдвое расширил свои познания в области растений – если не на практике, то в теории. Абенти повадился звать меня Рыжим. Я стал звать его Беном и перешел на ты – сперва из мести, потом в знак дружбы.

Только теперь, много лет спустя, я, наконец, понимаю, как старательно Бен готовил меня к тому, что ждало меня в университете. Он делал это весьма тонко. Один или два раза в день, в ходе обычных занятий, Бен давал мне небольшое ментальное упражнение, которое я должен был выполнить прежде, чем мы пойдем дальше. Он заставлял меня играть в тирани без доски, отслеживая продвижение фишек в уме. Или, например, останавливался посреди разговора и заставлял меня повторить все, сказанное за последние несколько минут, слово в слово.

Это был куда более высокий уровень, чем простое запоминание, в котором я упражнялся для сцены. Мой разум приучался работать в различных направлениях, рос и креп. Я испытывал то же самое, что чувствует тело после того, как целый день колешь дрова, или плаваешь, или занимаешься любовью. Ты испытываешь усталость, истому и ощущаешь себя чуть ли не богом. Вот примерно это самое я и чувствовал, не считая того, что это не тело, а разум мой уставал и расширялся, млел в истоме и набирал силу. Я буквально чувствовал, как мой ум мало-помалу пробуждается.

И чем дальше, тем больше я набирал скорость, словно вода, размывающая песчаную плотину. Не знаю, известно ли вам, что такое геометрическая прогрессия, но это лучший способ описать то, что происходило. И все это время Бен давал мне ментальные упражнения – я подозревал, что он придумывает их нарочно, из чистой вредности.

Глава 10 Алар и несколько камешков

Бен показал мне грязный булыжник размером чуть побольше его кулака:

– Что будет, если я выпущу его из руки?

Я поразмыслил. Простые вопросы, задаваемые на уроках, редко оказывались простыми. Но наконец я дал очевидный ответ:

– Вероятно, он упадет.

Бен приподнял бровь. Последние несколько месяцев я отнимал у него слишком много времени, и потому он никак не успевал в очередной раз сжечь себе брови.

– Вероятно? Ты, мальчик, говоришь как софист. А что, раньше он не всегда падал?

Я показал ему язык.

– А ты не пытайся меня подтолкнуть к неверному выводу! Это ложный довод, ты ж меня сам этому учил.

Он ухмыльнулся:

– Молодец! Ну а справедливо ли будет сказать, что ты веришь, что он упадет?

– В целом справедливо.

– Так вот, я хочу, чтобы ты поверил, что, когда я его отпущу, он взлетит.

Он улыбался все шире.

Я напрягся. Это было похоже на ментальную гимнастику. Некоторое время спустя я кивнул:

– Поверил.

– Хорошо поверил?

– Ну… не очень, – сознался я.

– А мне надо, чтобы ты поверил, что этот камень улетит. Поверь в это такой верой, которая способна двигать горами и сотрясать деревья!

Он помолчал и, похоже, выбрал другой подход.

– Ты в Бога веришь?