– Я тут потолковал кое с кем из совета, и мы решили, что ничего, можете играть и в зале, если хотите.
Языком тела отец владел безукоризненно. Было совершенно очевидно, что он оскорблен, однако вежливость не позволяет ему сказать об этом прямо.
– Я, право, не хотел бы вас обременять…
– Нет-нет, что вы, что вы! На самом деле, я настаиваю!
– Ну хорошо, раз уж вы настаиваете…
Мэр улыбнулся и торопливо удалился.
– Ну-у, чуток получше, – вздохнул отец. – Пояса пока что затягивать не придется.
– По полпенни с головы! Да-да. Кто без головы, проходит задаром! Спасибо, сэр.
На входе стоял Трип. Его дело было следить, чтобы никто не пролез бесплатно.
– По полпенни с головы! Хотя, судя по розовым щечкам вашей дамы, с вас, пожалуй, следовало бы взять как за полторы головы. Хотя это, конечно, не мое дело…
Трип был остер на язык, острее всех в труппе. Так что он лучше всего подходил для работы, где требовалось следить, чтобы никто не попытался отболтаться или проломиться силой. В своем серо-зеленом шутовском трико Трип мог ляпнуть вообще что угодно, и это сошло бы ему с рук.
– Здрасьте, мамочка! Нет, за малого платить не надо, но, если начнет орать, либо сразу дайте ему титьку, либо выйдите с ним из зала.
Трип тараторил не умолкая.
– Да-да, по полпенни. Нет, сэр, пустоголовым скидки не положено!
Смотреть, как работает Трип, можно было до бесконечности, однако мое внимание в основном занимал фургон, въехавший в городок с противоположной стороны четверть часа тому назад. Мэр долго о чем-то препирался со стариком, который им управлял, а потом умчался прочь. Теперь я увидел, как мэр возвращается к фургону в сопровождении здоровенного дылды с длинной дубинкой – местного констебля, если я не ошибся.
Любопытство взяло надо мной верх, и я принялся пробираться к фургону, стараясь не попадаться на глаза. К тому времени как я подошел достаточно близко, мэр и старик снова спорили. Констебль стоял поблизости, сердитый и встревоженный.
– Я ж вам говорю, нет у меня никакой лицензии! Мне и не нужна лицензия. Что вы, с коробейника лицензию требовать станете? С лудильщика?
– Вы не лудильщик! – заявил мэр. – И не пытайтесь выдать себя за лудильщика!
– Я себя ни за кого выдавать не пытаюсь! – возразил старик. – Я и лудильщик, и коробейник, и много кто еще. Я арканист, дубина вы стоеросовая!
– Вот именно! – упрямо отвечал мэр. – У нас тут народ богобоязненный. И всяких темных сил, которые лучше оставить в покое, нам тута не надо! И всяких неприятностей, которые бывают от вашего брата.
– От нашего брата? – переспросил старик. – Да что вы знаете про нашего брата? В здешних краях небось ни одного арканиста лет пятьдесят не бывало!
– Оно и к лучшему. Поворачивайте-ка оглобли да проваливайте восвояси!
– Ну да, конечно, стану я под дождем ночевать из-за вашей тупоголовости! – с жаром отвечал старик. – На то, чтобы снять комнату или заниматься своим делом на улицах, мне вашего разрешения не требуется. А теперь убирайтесь прочь, а не то воочию увидите, какие неприятности бывают от «нашего брата»!
На лице мэра мелькнул было страх, тут же вытесненный негодованием. Он махнул через плечо констеблю.
– Значит, будете ночевать в кутузке за бродяжничество и угрожающее поведение! А утром отпустим и поедете себе дальше, коли научитесь разговаривать культурно.
Констебль двинулся в сторону фургона, опасливо держа дубинку наготове.
Старик стоял на своем. Он вскинул руку. Передние углы фургона засветились густо-красным светом.
– Не подходите! – угрожающе сказал он. – Не то худо будет!
Сперва я удивился, потом сообразил, что странный свет исходит от пары симпатических ламп, которые старик повесил у себя в фургоне. Мне уже доводилось видеть такую лампу в библиотеке лорда Грейфеллоу. Они ярче газовых, горят ровнее свечей или обычных ламп и к тому же практически вечные. И ужасно дорогие вдобавок. Я мог бы поручиться, что в этом городишке про такие лампы никто и не слыхивал, не говоря уж о том, чтобы видеть своими глазами.
Когда свет начал разгораться, констебль застыл как вкопанный. Но, поскольку больше ничего не произошло, он стиснул зубы и снова направился к фургону.
Лицо у старика сделалось встревоженным.
– Погодите минуточку, – сказал он. Красный свет из фургона начал угасать. – Мы же не хотим, чтобы…
– Захлопни пасть, старый пердун! – рявкнул констебль. Он ухватил арканиста за локоть, как будто руку в печку сунул. Но видя, что ничего не случилось, улыбнулся и осмелел. – Не думай, что я постесняюсь шарахнуть тебя по башке, чтобы ты не творил своих дьявольских штучек!
– Молодчина, Том! – сказал мэр, буквально исходя облегчением. – Тащи его в кутузку, а потом пошлем кого-нибудь за фургоном.
Констебль ухмыльнулся и заломил старику руку. Арканист согнулся пополам и коротко, болезненно ахнул.
Из своего укрытия мне было хорошо видно, как на лице арканиста тревога сменилась болезненной гримасой, а потом гневом, все в одну секунду. Я увидел, как губы у него шевельнулись.