Пауль осторожно выглянул из кустов. Да, ехали новобранцы. Один за другим медленно – станция близко, это Пауль увидел еще до рассвета, поэтому и остановился здесь, – катились мимо вагоны-телятники. Двери вагонов были раздвинуты, и в проемах, опираясь на поперечную перекладину-брус, стояли новобранцы. Вот подошел и вагон с песней. Гармонист сидел, свесив ноги, на полу в середине проема. Рядом с ним сидели еще двое. За ними стояло несколько человек. С левого края пожилой мужчина обнимал узкие плечи совсем молодого парня. Может быть, сын? – подумал Пауль. Парень пел, облокотившись на брус и оперевшись подбородком на руки, так что когда он открывал и закрывал рот, голова его поднималась и опускалась. «Ведь неудобно так петь», подумал Пауль. Но паренек, видимо, находил что-то в этом неудобстве. Лицо его было задумчиво и мальчишески наивно, и весь он был, казалось в другом мире, далеко отсюда...
...если смерти, то мгнове-ен-ной,
если раны – небольшой.
Мужчина пел, сдвинув брови, решительно и серьезно. Гармонист только чуть заметно кивал под музыку и правой ногой в подвязанной бечевкой калоше, надетой на толстый шерстяной носок, отбивал в воздухе такт.
Вагон с гармонистом простучал мимо, затем и весь состав с кондуктором на заднем тамбуре оставил позади себя блестящую двойную дугу поворота. Пауль поднялся: пора.
Он свернул мешочек, в котором было еще немного картошки, и запрятал в кусты. Еще раз проверил, нет ли чего лишнего в карманах. Нет, только фотокарточка жены и дочки, вышитый Ганной носовой платок, бритва за голенищем сапога да бутылка самогона во внутреннем кармане пиджака. Всё в порядке. Можно трогаться в путь.
Он выглянул из кустов, осмотрелся. Никого. Спустился к насыпи и, уже не оглядываясь, быстро пошел к станции...
Как и надеялся Пауль, эшелон здесь остановили и новобранцы заканчивали обед. Они носились по перрону, разнося в ведрах чай, толпились у колонки, чтобы ополоснуть алюминиевые миски, входили и выходили из здания вокзала. На перроне было много женщин, девчонок, мальчишек. Почти все они были с корзинками. Новобранцы стояли кучками вокруг них, ели красные помидоры, хрустели огурцами.
Пауль прошел вдоль состава, незаметно приглядываясь ко всему. Потом, окончательно приняв решение, направился к выходу с перрона. Навстречу ему торопливо семенила старушка, придерживая концы фартука.
– Подожди-ка, сынок! – сказала она и раскрыла фартук. Там тоже были помидоры и огурцы. – Вот, угощайся.
Пауль даже растерялся от неожиданности. Затем взял огурец и помидор.
– Спасибо, мамаша, – сказал он хриплым голосом: как давно он уже ни с кем не разговаривал!
– На здоровье, сыночек, на здоровье... На фронт, значит, едете? Мои вот тоже зимой ушли. Старшего недавно убили, на пасху... – Она наклонилась, уголком фартука вытерла глаза. – Теперь двое осталось там. Ты кушай, кушай... Далеко едете-то? Не знаешь?.. Ну да, куда привезут... Может, моих там встретишь, а? Никифор один, другой Сеня. Дроздовы мы. Запомнишь? Запомни, может встретишь. Скажи, мать видел. Скажи, всё хорошо, пусть не беспокоятся. Только вот Михаила... – Она опять наклонилась к фартуку. – Ну, ладно, сынок сохрани тебя Бог. – Она быстро-быстро перекрестила его несколько раз. – Бей их там, иродов-то, да скорей домой приходите. Тяжело бабам-то одним в колхозе, тяжело... Возьми еще помидор, вот этот, побольше... На здоровье, сынок... Прощай, милый...
Пауль, чтобы скрыть наворачивающиеся слезы, быстро пошел дальше. Ах, бабуся! Как хорошо, что ты остановила, и угостила, и доброе слово сказала! Что за своего, за одного из этих, что едут навстречу пулям и смерти, приняла. Да, должно у него всё получиться, должно. Не может не получиться!
Пауль вышел за ограду станции, пересек привокзальную площадь. От продуктового магазина, где у крыльца две девчонки торговали семечками, было хорошо видно, как забегали все на перроне, как дернулся состав, как замахали руками женщины и как опустела постепенно платформа, когда эшелон ушел. Пауль попросил у девчонок четвертушку старой местной газеты и пошел от магазина по улице еще дальше от вокзала. Отойдя на несколько кварталов, он остановился.
«Так, теперь, пожалуй, можно», подумал он, вытащил из кармана бутылку самогона, завернул ее в обрывок газеты и повернул обратно. Он шел всё быстрей и быстрей. Привокзальную площадь пересек уже бегом. Тяжело дыша, с бутылкой в руках взбежал на почти пустой перрон. Увидел: у входа в вокзал стоят двое в военной форме, с красными повязками. У одного на повязке надпись «комендант», у другого – «военный патруль». Пауль подбежал к ним.
– Поезд... куда поезд? – задыхаясь, спросил он.
– Какой поезд? – сурово посмотрел на него тот, что с повязкой «комендант».
– На фронт поезд... тут стоял... Кунаки сказали, долго стоять будет, иди, Ахмедов, самогон доставать. Вот, самогон есть, поезд нету, кунаки нету...
– А ну-ка, пойдем, я тебе сейчас покажу самогон! – сказал офицер.