Имя убийцы

— Знаешь, — разозлился Турецкий, — вообще-то я собирался поесть. Давай-ка выметайся из машины. Когда придет необходимость, я тебе позвоню.

— Уже пришла, — нахально заявил журналист. — Вы не понимаете, Александр Борисович, одному вам не справиться. Нужны непредвзятый взгляд и умение абстрактно мыслить. Вы не волнуйтесь, я не буду вам мешать завтракать. Послоняюсь где-нибудь в сторонке… Вы же в «Рябинку» собрались, правильно?

Турецкий чуть не двинул его локтем по челюсти. Откуда этот тип все знает? Он запустил двигатель, резонно рассудив, что лучше не распускать руки, а остановиться где-нибудь у магазина, попросить Мышкевича сбегать за сигаретами, а самому в это время улизнуть.

— Ну, хорошо, напарничек, поехали, — процедил он, включая зажигание.

Пока он плутал по дворам, Мышкевич возбужденно ворковал, что по семейству Бекасовых он уже нарыл много ценной информации, но идеальной его работу пока не назовешь, потому что много белых пятен. Он повернул на Большую Муромскую — в северном направлении, решив в это утро обойтись без «Рябинки». Перекусить, если особо не всматриваться в качество предлагаемой пищи, можно в любом придорожном заведении. Их как грязи на трассе, ведь это дорога на Селигер, где вечное паломничество туристов. Телефон зазвонил, когда он переходил на четвертую передачу, видя перед собой прямую дорогу. Проблемы полезли без очереди!

— Доброе утро, Александр Борисович, — поздоровалась Эльвира. — Не знаю, заинтересует ли вас эта новость… В данный момент мы стоим, исполненные мелодраматизма, перед трупом Лыбина…

— Как?! — взревел Турецкий. Мышкевич съежился, втянул голову в плечи. Машина неслась с приличной скоростью.

— Да что же вы так кричите… — пробормотала Эльвира. — В восьмом часу утра соседка, выходящая из квартиры напротив, обнаружила приоткрытую дверь. Постучала, никто не ответил. Она всунулась в прихожую, а там погром. Сунулась дальше, обнаружила труп. Что вы делаете, Александр Борисович?

— Машину разворачиваю! — Следующая слева старенькая «Волга» испуганно шарахнулась на встречную полосу — благо в этот час там никого не было. Он резко вывернул рулевое колесо, машину потащило совсем не туда, куда он планировал, он чуть не снес задним бампером будку с надписью «Сапожная мастерская», съехал с тротуара, встал на обочине.

— Вы чего, это делаете? — пробормотал позеленевший Мышкевич.

— Выметайся из машины.

— А что, какие-то новости? — Журналист вцепился в приборную панель, сообразив, что сейчас к нему применят силовое воздействие.

— Удивляюсь, почему ты не узнал об этом раньше других. Убили Лыбина.

— Лыбина… — Мышкевич наморщил лоб. — A-а, это тот охранник… Ну, ничего себе закруточка! А он тоже в теме?

— Выметайся, говорю, — повысил голос Турецкий. — Я еду на место преступления, тебя туда все равно не пустят.

Мышкевич начал митинговать, пришлось его просто вытолкнуть из машины. Он несся как на пожар, игнорируя знаки и запрещающий сигнал единственного городского светофора. Заголосила милицейская машина за спиной, косноязычно взревел динамик, предлагая черной «Ауди» с таким-то номером прижаться к обочине и остановиться. Он глянул в зеркало — куда уж старенькой «жульке» тягаться с заморским чудовищем! Но милиция старалась изо всех сил, гаишная машина неслась за ним не отставая, лихо обходила повороты, прыгала через колдобины. Матюгался «матюгальник». На подъезде к «Катюше» пришлось снизить скорость — он бы вдребезги разбил подвеску на стиральной доске. Милиционеры с ревом обошли его, стали прижимать к обочине. Он вильнул в ближайший переулок, зрительная память не подвела, а погоня промчалась мимо, он слышал, как противно визжали тормоза. Они нагнали его, когда он въехал во двор трехэтажного дома и встал практически там же, где стоял вчера вечером. Выскочил из машины — наперерез уже бежали, размахивая зачем-то полосатыми палками, двое сотрудников ГИБДД. Он выхватил из кармана удостоверение частного сыщика, махнул перед носом затормозившего сержанта.

— Следственная группа из Москвы, остынь, сержант! Раскрытие преступлений государственной важности!

Такая злоба была нарисована на его лице, что гаишник не решился залезать в бочку, растерянно смотрел на две милицейские машины у подъезда, на капитана милиции, выкрикивающего в адрес подчиненных злобные заклинания. Были тут и гражданские «аборигены», пенсионеры заинтересованно вытягивали шеи, на площадке рядом с домом крутились гуляющие с мамами и бабушками дошколята, грозно гавкала дворняжка, раздраженная наплывом публики. Кучка у подъезда расступилась, нахмурился сержант, имеющий приказ не пускать в подъезд посторонних. Он сунул ему под нос удостоверение. Сержант пошевелил губами, хмуро уставился на «предъявителя сего».

— Вспоминай быстрее, — заторопил Турецкий. — Не препятствовать, оказывать всемерное содействие…