Имя мне - Все

- Это одно и тоже. Все зависит от смысла, который мы в это вкладываем, от того значения, которое вы придаете восстанию Люцифера, мой дорогой В-1.Я поворачиваюсь к первому министру, который глядит на меня с беспокойством и тревогой.- Успокойтесь, у меня нет ни малейшего желания богохульствовать. Но с тех пор, как люди отведали Яблока, они не перестают отождествлять себя с Люцифером, вступив в открытую борьбу с Природой. И действительно ли мы, желая достичь сознательно и по своей воле конечной стадии эволюции, противоречим замыслам Бога? И не думаете ли вы, что это восстание человека было предусмотрено и рассчитано всемогущим Богом и что он хотел придать своему Творению настоящий смысл, спровоцировав нарушение Его приказов и распоряжений, что, в конечном итоге, и вызвало символическую драму в земном раю?

В-1 не отвечает, но какая мне разница! По крайней мере, я доставил себе удовольствие, высказав все по вопросу, который не давал мне покоя. Путь Бога - очень длинный путь, я знаю, но Джоны Кларки пройдут.по нему до конца, даже.если этот путь весь в ухабах и препятствиях разного типа.

- Итак, мой дорогой В-1, должен ли я вам разжевывать каждое слово, каждый слог? Каково, по-вашему, главное препятствие на пути нашей эволюции?

- Женщины, Ваше Величество.

- Женщины?

- Нам их не хватает,- и вы прекрасно это знаете.

- Для продления нашей расы нам теперь не нужна ни одна женщина. Этим занимается машина - и это самое плодовитое из всех женских существ, существующих во Вселенной. Женщина - это всего лишь символ, символ созидания. Для нас символ женщины - это "машина". Не она ли наша всеобщая мать?

Я пожимаю плечами.

- Наше общество само участвует в беспрерывном процессе рождения. Оно насмехается над женщинами из плоти и крови. Даже воспоминания о них давно угасли, поверьте мне!

- Я не столь в этом уверен, Ваше Величество. Ваше желание сделать Джонов Кларков существами бесполыми, как ангелы в христианской мифологии, мне кажется несбыточным, если не противоречащим законам природы.

- Ваши слова безумны! К счастью, здесь мы в безопасности, вдали от греха, от плотских и животных отношений, погубивших человечество.

В-1 не отвечает, и я продолжаю:

- Любовь и все эти чувства, для чего они, я вас спрашиваю?

Только ли для того, чтобы указать человеку на разум и вечную душу?

В-1 медленно и осторожно произнес:

- Должен ли я разбудить ваши старые счастливые воспоминания? Должен ли я извлечь из глубин памяти миллионов Джонов Кларков то единственное имя, которое мы отказываемся произнести, чтобы не проклясть его?

Я резко поворачиваюсь. Разве была нужда этому идиоту будить во мне имя Арабеллы? Будить прошлое, которое я давно уничтожил, растоптал ногами с отвращением и презрением, вдохновлявшим меня?

- Нет. Я не думаю, что именно этого не хватает Джонам Кларкам. Кое-что другого, но не этого. Да, В-1, существует то, чего не хватает нашему обществу, то, что бледнеет, тает и исчезает в наших воспоминаниях. Вера.

Я смотрю на своего все еще бесстрастного двойника.

- Да, нашему человечеству не хватает жертв и тех, кто их приносит. Ему нужен миф, чтобы оживить стертые воспоминания, нужен священный памятник вечной истины. Истина и миф, принадлежащие и относящиеся только к Джонам Кларкам!

Я протягиваю руку и указываю на самую высокую вершину среди холмов, окаймляющих горизонт:

- Вот... Я придумал! Голгофа Джонов Кларков! Та, куда избранный отнесет свой крест!

- Но... Ваше Величество, он воскреснет!

- Разумеется!

- До скончания времен!

- До скончания времен!

Он ломает пальцы, колеблется, затем решается с выражением замешательства и ужаса:

- Но КТО, Ваше Величество?

Повернув лицо к холму, я разглядываю увенчанную светом вершину:

- Неважно! Христос Джонов Кларков уже существует! Не было никакой церемонии. Драма на Голгофе прошла без Иуды, без Вараввы, без криков ненависти и побивания камнями. Был лишь один Джон Кларк, несущий свой крест по скалистой тропе, безразличный ко взглядам остальных Джонов Кларков.

В тишине, воцарившейся в мире, вечность саваном упала на символ человеческой веры и боли.

Неожиданно мне показалось, что я - единственный зритель этой драмы. И сам же переживал ее. Я ощущал булыжники, разбивающие в кровь мои босые ноги... Я познал боль своей плоти и боль своей души... Я любил ненавистное... Я прощал непрощаемое...

Я кричал: "Милосердия!" и молил своих братьев о спасении.

Но я был один! Мир вокруг меня исчез... Ничего больше не было... Ни городов, ни дорог, ни дворцов... Ни Джонов Кларков, собравшихся на склонах холма. Я был один. Совсем один... Потея и вздыхая под своей ношей в тишине и молчании. Я закрыл глаза, успокаивая боль, и понял, что крест изготовили и поставили в страшной спешке... Меня несли... волокли... поднимали... и я чувствовал, как железо разрывало мое тело под яростный перестук молотков, заставивших тишину дрожать от их кощунственного шума и грохота. Я смотрел... мир снова возник из небытия...

Он снова жил у моих ног, Джонов Кларков, бесстрастных и восторженных, застывших в немом восхищении.