Понятию «иметь» Экхарт уделяет серьезное внимание, анализируя способы обладания и роль таких человеческих страстей, как алчность, жадность, накопительство, эгоизм. Характерно, что эти категории занимают центральное место и в философии буддизма. Будда однозначно оценивал подобные страсти как главную причину страданий человека (отнюдь не как источник радости бытия). Этот взгляд разделяет и Майстер Экхарт. И это понятно. Но как понимать его суждение о том, что человеку не нужно обладать таким качеством, как сила воли? Означает ли это, что Экхарт хочет видеть человека слабым и бездеятельным? Нет. Просто он имеет в виду тот тип волеизъявления, который сродни жадности. Бывает, что жажда обладания принимает вид целеустремленности, но мотивация поступков не лежит на поверхности: нередко человек движется к цели под воздействием порывов, влечений, которые он не в силах побороть. Такое поведение не является в подлинном смысле проявлением воли, скорее наоборот. Экхарт заходит так далеко, что постулирует полный отказ от всяких стремлений: человеку не следует даже слишком рьяно выполнять волю Божью, ибо это тоже одна из форм страсти. Чело век, который ничего не желает, свободен от идо лов, свободен от влечений и стремлений. В этом квинтэссенция понятия «свободы» у Экхарта; суть его концепции в том, что человек воистину свободный освобожден от всяких уз: от всякой зависимости, от всяких привязанностей – от собственности, от людей и от страстей.
А что означает выражение: человек, который ничего не знает? Может быть, средневековый мудрец идеализирует тупого невежественного человека, неграмотность и отсутствие культуры? Но такое даже подумать невозможно о мыслителе, для которого просветительство было призванием, ибо сам он обладал энциклопедическими познаниями и никогда не пытался этого скрыть.
Когда Экхарт говорит, что человеку ничего не нужно знать, он имеет в виду как раз контраст между «иметь знание» и «познавать», между ориентацией на обладание знанием и переживанием процесса познания, то есть проникновением в суть вещей и, значит, познанием их причин. Экхарт очень четко различает отдельную мысль и процесс мышления. Подчеркивая, что лучше познавать Бога, чем любить его, он пишет: «Любовь имеет дело с желанием и целью, тогда как познание – это не намерение, не замысел, а скорее “бескорыстное” стремление сорвать с себя все покровы и в наготе своей устремиться к Богу, и прикоснуться к Нему, и постигнуть Его» (аутентичность этого текста не признана Квинтом).
Однако на другом уровне (а Экхарт говорит сразу на нескольких уровнях) он идет гораздо дальше.
Он пишет:
И в то же самое время до чего же беден тот, кто ничего не знает! Мы уже не раз подчеркивали, что человеку следует жить так, как будто он делает это не ради себя, не ради истины, и даже не ради Бога. Но, говоря иными словами, мы продолжим эту мысль и скажем: тот, кому еще предстоит достичь такой нищеты, должен жить так, будто он вовсе и не знает, для чего живет (для себя, для истины или для Бога). И более того, он должен быть свободен от всякого знания настолько, что он не должен ни знать, ни понимать, ни чувствовать, что в нем живет Бог. Он должен освободиться от всякого знания, которое он уже приобрел! Ведь когда человек был еще только в Божественной вечности, в нем не было другой жизни, кроме его собственной. Поэтому мы говорим, что человек не должен иметь своего собственного знания, как это было, когда он не существовал, чтобы позволить Богу достичь того, чего Он желает, а сам человек останется свободен от каких либо уз (Quint DW, 52; Quint DPT, 32).
Чтобы понять позицию Экхарта, необходимо уяснить истинное значение этих слов. Когда он говорит, что «человек не должен иметь своего собственного знания», он не имеет в виду, что человек должен забыть все то, что он знает, скорее он должен забыть, что у него вообще есть знания. Иначе говоря, мы не должны рассматривать свои знания как некую собственность, в которой находим защиту и чувство уверенности в себе; мы не должны быть «преисполнены» важности своих знаний, цепляться за них или жаждать их. Знание не должно принимать характера порабощающей нас догмы. Все это свойственно модусу обладания. В модусе бытия знание – это не что иное, как глубокая активность мысли как таковой: мышление, которое не знает покоя, не останавливается на достигнутом и никогда не объявляет себя окончательной истиной.
Экхарт продолжает: «И вот третий вид бедности, о котором я хочу поговорить, это крайняя степень нищеты, когда у человека действительно ничего нет.