Именины сердца

– Я не куколка! – с ожесточением повторила я и пнула пудру ногой.

Та разлетелась по комнате. А что – неплохая пудра, подумала я. Достала зеркальце, наклонилась и попудрила носик дрожащими руками. Все-таки я с ними разделалась! Со своим мучителем Завадским так и не удалось покончить, как это ????????????,?????????????????… Подошла к серебрянному шару и с благодарностью погладила его блестящую, прохладную поверхность. Потом обернулась и вскрикнула от неожиданности. ???????????????????…

– Эта старая карга обо всем рассказала моей супруге, – с укоризной проговорил он.

– Какая карга? – не поняла я.

– Ираида Савельевна, санитарка. Тут же бросилась звонить мне домой, что я кручу с вами шашни. В результате я поимел вырванные годы.

– Мне очень жаль, – сказала я. – Но, вообще-то, я тут не при чем. Коль уж вы соизволили притащить сюда цветы, потруди?????????????????… Я тут, между прочим, чуть было не загнулась от этого кошмара. А если бы я загнулась, то, ?????,????????????????…

– Ха-ха, – сказал он.

– Теперь "ха-ха", – согласилась я. – А вот посмотрела бы я на вас, если бы эти твари добрались до моего сознания и наступил ваш черед.

– Какие твари? – поинтересовался он.

– ?????-?????… -????????????,??????????????????????????… а никакой пудры и не было.

– Что все это значит? – пораженно воскликнула я.

– Он говорит, что вам уже обо всем и так должно быть известно, – сказал лысый.

– Он вам приносит свои глубочайшие извинения.

При словах "приносит свои глубочайшие извинения" я вздрогнула.

– Ты кто? – с тревогой проговорила я. – И какое ты имеешь ко всему этому отношение?

Лысый улыбнулся.

– К счастью, отношение весьма отдаленное – ОН заключил со мной контракт, в результате чего я должен получить неплохие бабки.

– ОН? – не поняла я.

– Ну, Фердинанд.

– А где он? – спросила я.

– Попробуйте догадаться.

Я подошла поближе и прижала ладонь к его животу. Пальцы ощутили слегка подрагивающую боксерскую перчатку. Привет, давно не встречались! Еще один белковый скафандр, на сей раз облысевший, не так ли?

– Привет, – сказала я вслух, – давно не встречались.

– Я не позволяю ему говорить от своего имени напрямую, – объяснил лысый. -

Сперва он будет обращаться ко мне, а уже потом я передам его слова вам. Все немножко не так, как было с вашим знакомым Киселем.

– И на что же он намекает? – спросила я. – Что именно мне должно быть известно? И куда подевались останки этих мразей.

– Не было никаких мразей, – сказал лысый. – Он приносит свои глубочайшие извинения.

– Не надо извинений! – возразила я. – Тем более – глубочайших. Пусть лучше объяснит толком, что произошло.

– Когда он прибыл на нашу планету, это с неизбежностью должно было повлечь за собой аберрации того, что мы называем реальностью. Он с самого начала знал об этом. Иначе просто быть не могло. То есть аберрации реальности начались сразу же после его появления, хотя в первое время они были практически незаметны.

Единственное, что он может сказать в оправдание – они не носили случайного характера. Ему удалось направить их в необходимое русло.

– В необходимое – для чего? – уточнила я.

– Он говорит, что он старался все сделать как можно лучше, – уклончиво проговорил лысый. – И еще он говорит, что вы знаете или догадываетесь практически обо всем, кроме одного: он никогда не собирался взять вас с собой.

– Почему?

– Он говорит, что везде во Вселенной цивилизации существенно опережают земную по любым параметрам. Кроме одного. Но этот параметр – самый существенный. И тут они пока настолько от нас отстают, что у него просто не могло возникнуть серьезного намерения взять вас с собой. Он ведь уже однажды рассказывал об обязательности ненужного. Отныне он стал называть это законом иррациональности. Так вот, земная доза иррациональности смертельна для других цивилизаций. Им придется достигать нашего уровня еще миллиарды лет.

– А это нужно? – удивилась я. – На кой черт вообще им это нужно?

– Не нужно, – лысый усмехнулся. – В том-то и дело, что не нужно. В этом-то и весь парадокс! Казалось бы – абсолютно не нужно, и вместе с тем, совершенствование возможно только через иррационализм. Любой другой путь – тупиковый. И они это явственно чувствуют.

Я искренне попыталась осмыслить эту галиматью. Впрочем, может, не галиматью, а какую-нибудь сверхинтеллектуальную цепочку. Захотелось сказать Фердинанду что-нибудь приятное.

– Ну да, я его очень хорошо понимаю. Меня саму порой трясет от чрезмерного рационализма.

– Поэтому он и считает, что для его болота вы – тот еще подарок, – подхватил лысый. – Хотя ему очень жаль. Еще он говорит, что аберрации реальности происходили в основном в вашем сознании, поскольку его внимание было сосредоточено на вас. Когда он исчезнет, аберрации прекратятся раз и навсегда.

А теперь ему пора.

– Счастливого пути, – сказала я животу лысого. – Жаль, что я тебя так никогда и не увижу. Привет ребятам со станции.

Лысый повернулся и ушел.

Через минуту я уже сомневалась: был ли лысый? Был ли сам Фердинанд? И вообще, был ли… Кисель?