История Бориски Багрова была незатейлива и проста.
Взрываясь матами и проклятиями, поднимаясь до высокой патетики, услышанной на фронте от комиссаров, а потом ныряя в деревенский примитивизм и дремучесть, Бориска рассказал, что до осени 1919 года он жил с матерью в деревушке Дровяной, занимался физическим трудом — возил лес для казны на одном из арендных участков Татауровской лесной дачи — солидного, простирающегося на десятки верст массива, в основном хвойного леса, подступающего к Чите с запада.
На это они с матерью и существовали. Но в конце года управляющий Лебедев уволил Бориску и прогнал с дачи за агитацию против семеновской власти, даже пообещал арестовать.
С согласия матери Бориска бежал на станцию Байкал, где целых два месяца проработал санитаром в железнодорожной больнице. Затем — от Семенова подальше! — перебрался в Иркутск, вступил там пятнадцатилетним в особый боевой рабочий Мальтинский отряд. Участвовал в боях с семеновцами, когда они с броневиками и дикой дивизией наступали на Глазковское предместье.
Во всем Бориска брал пример с командира отряда — бывшего штабс-капитана Калашникова, организатора рабочих дружин в Иркутске. Когда семеновцев отогнали на станцию Байкал, по предложению Калашникова отряд рабочей гвардии под видом чехов с эшелоном одной из частей белочешского корпуса нагрянул на эту станцию, где обезоружил и взял в плен семеновцев, захватил броневики.
Показал в боях себя и Багров. После победы на станции Байкал его откомандировали в Первый коммунистический полк товарища Филимонова, назначили командиром эскадрона.
А потом Бориска бил каппелевцев на Александровском фронте, затем направили его эскадрон против Семенова на Прибайкальский фронт, после дрался вместе с партизанами на Ингодинском фронте под деревней Салией, начальником пулеметной команды. Потом по приказанию комиссара Амосова откомандировали Багрова в междуакшинский пограничный район — принять пулеметную команду в отряде товарища Лебедева.
В это время разгорелась война Советской России с Польшей, и Бориска добровольцем отправился на Польский фронт, где воевал сначала пулеметчиком, потом помначальника пулеметной команды в 237-м Минском полку 27-й дивизии.
После тяжелого осколочного ранения в живот долго лечили юного пулеметчика по лазаретам и госпиталям, а потом вчистую списали и, как несовершеннолетнего, домой отправили.
Поехал Бориска к матери, в Дровяную. Было это в феврале 1921 года, когда семеновцев и их ставленника, управляющего Татауровской лесной дачей, изгнавшего год с лишним назад Бориску из родных краев, — и духу не осталось.
Но прежним дровяным извозом желания заниматься у Бориски не было, по совету знакомых отправился в Читу, где, как говорили, устроиться с работой и заработать можно. Но кому был нужен шестнадцатилетний парень с едва зажившими шрамами на животе, мучающийся болями от спаек, когда среди безработных хватало здоровых и сильных мужиков?
Гордость не позволяла вернуться к матери. Перебиваясь случайными заработками, как-то Бориска познакомился в китайской пампушечной с телеграфным служащим Яковлевым, компанейским и веселым чернявым парнем. Вскоре он зазвал Бориску к себе в гости. Выпили, закусили, снова выпили.
Новоприобретенный приятель, после кувшина бражки, спохватился, дескать, об одном дельце забыл. И попросил Бориску, за компанию с ним, заглянуть на короткое время в контору телеграфного агентства «ДальТА».
Черным ходом, от которого у Яковлева оказался ключ, зашли в агентство, где не было ни души, поднялись на второй этаж. Там новый дружок с другой просьбой обратился, мол, выйди, Боря, на балкон, оглядись, а как из расположенного напротив костела повалят после молитв местные католики, свистнешь.
Поручение было странным, посему Бориска заподозрил Яковлева в нехороших намерениях, но тот вскоре сам высунулся из комнаты на балкон, махнул рукой, мол, все, пошли, не надо уже ни католиков, ни костела…
Они снова подались к Яковлеву на квартиру, там еще выпили — бутылку водки, выставленную на стол хозяином, и свалились спать.
А утром их разбудила громким стуком милиция. Оказалось, что вчера контору телеграфного агентства ограбили. Подозрение пало на Васильева, его практически изобличили показаниями свидетелей, которые видели, как из окна во двор он спускал каким-то двум типам полосатый мешок.
Но Васильев тут же сослался на Багрова. Дескать, в здании они были вместе, зашли по пьянке и вскорости вышли, так что гражданин Багров подтвердит его невиновность.
Бориска, будучи допрошенным самим начальником Читинского отделения уголовного розыска Гадаскиным, кипя от возмущения, что в такую историю влип, рассказал последнему о своих вчерашних подозрениях.