— Отвяжитесь, а то у меня палка крепка! — крикнул мужик.
— Ты кого, паскуда, пугашь?! — рявкнул Мишка, выхватывая «наган». — Слазь! Щас мы к тебе революционный суд применим!
— Осподи помилуй! Да у меня окромя горшков никакой поживы! — возница сразу понял, что за «революционеры» его остановили.
— А нам с тебя пожива и не требуется! — весело крикнул Ленков, спрыгнул с «американки», быстро подошел к телеге. — Ну-ка, покажь!
Мужик обреченно приподнял парусину — под ней ровными рядами лежали аккуратные глиняные горшки, вдетые друг в друга донышками, блестящие после обжига. Были тут и кринки, и бочаги, и кувшины с широким горлом и аккуратными сливами.
Ленков обернулся, внимательно посмотрел на Бориску, угрюмо взирающего на все это с ходка. Мишка стоял рядом с Костей, постукивая по глиняным бокам наганным стволом, несколько недоуменный.
— И чо с ними делать?
— Бориска! Иди сюда! — веселый Костя поманил Багрова рукой и обернулся назад к мужику. — А ну-ка, ставь свои кувшины и горшки в ряд! Вот тут, по кромке!
Возница, испуганно озираясь на Мишку с «наганом», выстроил свой товар по обочине дороги. Костя отошел в поле и достал револьвер.
— Отойди в сторону, глиномес!
Ленков поднял револьвер и несколько раз бабахнул по горшкам на обочине — только черепки полетели!
Испуганный хозяин кринок и кувшинов, зажав при выстрелах голову руками, на четвереньках полз в сторону, бормоча «Отче наш».
— Ну чо, Бориска, сможешь так? Давай! — Ленков открыл щечки барабана, вытряхнул на чахлый снежный покров горячие гильзы, протянул «кольт» подошедшему Багрову. — На, покажь навык!
Бориска сноровисто снарядил барабан, взвел курок, прицелился по оставшимся горшкам.
— Б-бах!
Грохнул один выстрел, следом второй, третий.
Лопались хрупкие и блестящие красавцы, разлетаясь вокруг мелкими лакированными осколками, охал перепуганный мужик.
— Мо-гешь! — похвалил Ленков и ехидно взглянул на Мишку Самойлова, изумленного меткостью Борискиной стрельбы.
— От так, Миха, перенимай сноровку!
Забрав у Багрова пустой револьвер, сунул его в карман, подошел к сидящему на земле мужику.
— Чо, паря, труханул? Не пужайся! Это такая у бойцов моей анархической партии привычка руку набивать! Вставай, иди, считай свои горшки — сколь мы их тебе переколошматили? Хотя… Какая разница!..
Костя, явно рисуясь, вытащил из кармана галифе пригоршню золотых монет и — высыпал на мужика!
Наслаждаясь произведенным эффектом, горделиво глянул на Бориску и Мишку.
Они же еще почище мужика опешили!
Мишка от жадности чуть слюной не захлебнулся, а Бориска смотрел зачарованно: такие деньжищи — как семечки, в кармане!
— Премного благодарен, балуете! — залебезил мужичок, освобождаясь от страха, но еще до конца не веря в удачу и избавление.
— Ладно-ладно… Получил за свой товар и чеши, пока я не передумал…
Мужик подскочил к своей телеге, быстро подобрал вожжи и, нещадно нахлестывая лошадь, погнал на дребезжащей телеге обратно на кирпичные сараи.
— Ты чо это устроил? На хрена, Костя, энтот теантер? — недовольно забурчал Самойлов.
— Дурень ты, Миха! — устало сказал Ленков и покосился на Багрова, рассматривающего чуть поодаль битые черепки. Кивнув в его сторону и подмигивая Мишке обоими глазами, громко продолжил:
— Я — человек идейный. Так, Миха? Вот… И бедных не граблю! А буржуйская харя седня по тракту не проследовала! Поэтому вертаемся! Как бы там ни было, а одно доброе дело сделали — выдали мужику на прокорм… И в стрельбе сноровку подновили. Так, Бориска? Молодец, хвалю за зоркий глаз!
С тем и вернулись в город, попусту потратив время «на шпектаклю», как считал Мишка.
Бориска же думал иначе, воочию убедивший, что Костя и впрямь только с богатыми воюет, вон, мастерового человека не обидел — вознаградил.
А его похвала за меткую стрельбу окончательно в Бориске зло на буржуев распалила: когда почувствовал в руке тяжелую вороненую сталь, вмиг вернулось былое боевое настроение: «Да-аешь!». Да он, Бориска, с Костей — в огонь и в воду! Вот это душа, вот это размах!
Так Константин Ленков, главарь шайки, окутавшей Читу страхом, приобрел верного подручного, «ординарца» Бориску.
Заодно и сам на «прогулке» развеял ночные треволнения.
Глава девятнадцатая
Опросив Кузьмича, милиционер Карпов отправился к его пострадавшему соседу. Тот лежал навзничь на кровати с головой, обвязанной мокрой тряпкой. Глубокая ссадина украшала нижнюю челюсть, под левым глазом проступал здоровенный синяк.
Около Сергея Парфеновича суетилась с примочкой жена.
— Выйди-ка, — сказал он ей, выслушав показания Кузьмича, зачитанные Карповым. Помолчал, прижимая руку к ноющему боку, послушал боль. Потом взглянул на милиционера.