Имам Шамиль

Узницы Ведено

В доме Шамиля княгини смогли наконец отдохнуть и привести себя в порядок. Им вернули служанок и личные вещи.

Жены Шамиля пришли навестить их. Любопытство было обоюдным. Княгиням было интересно, каковы жены грозного имама. А жены Шамиля желали поближе узнать знаменитых пленниц, расспросить у них, какие теперь в свете моды и что делается в Тифлисе. И носят ли теперь те шляпы и салопы, о которых рассказывала Шуайнат, вспоминая свою жизнь в Моздоке.

И те и другие узнали очень много нового. А правильная русская речь Шуайнат напомнила княгиням их недавнее существование в кругу добрых друзей. История пленения и замужества Шуайнат особенно занимала княгинь своей романтической красотой. Эта пламенная любовь на фоне грандиозной войны была достойна пера романиста.

Надеясь на лучшее обращение, мадам Дрансе представилась женой французского генерала и дополнила беседу сообщениями насчет великосветского парижского общества, хотя имела о нем весьма приблизительное представление.

Вскоре поговорить с пленницами пришел Шамиль. Для него на веранде, рядом с дверью в комнату пленниц, поставили плетеный стул, похожий на те, что брали с собой в походы царские офицеры. Рядом с Шамилем стоял переводчик Идрис, который до перехода к горцам и принятия ислама звался Андреем. Таким образом, они говорили, не видя друг друга.

Когда переводчик представил всех пленниц, Шамиль выразил соболезнование Варваре Орбелиани, сказал, что весьма уважал ее мужа за храбрость и честность. Затем предупредил, что только правдивость пленниц может принести им его расположение и от этого будет зависеть их дальнейшая судьба.

В подтверждение добрых намерений Шамиль велел передать пленницам несколько писем, но предупредил, что ответы их будут изучаться специальными людьми и только потом отсылаться. Впоследствии пленницы получали от родных не только письма, но и посылки со всем необходимым. И даже могли беседовать с их посланцами, желавшими убедиться, что семьи князей живы и здоровы.

Условия же их освобождения оставались прежними.

Пленницам Шамиль показался человеком гораздо моложе его 57 лет. В своих воспоминаниях мадам Дрансе оставила его портрет: «Он высокого роста, черты лица его спокойны, не лишены приятности и энергии. Шамиль похож на льва, находящегося в спокойном положении. Русая и длинная борода его много придает величественности его осанке. Глаза его серы и продолговаты, но он держит их полуоткрытыми, на восточный манер. Губы у него алы, зубы очень красивы, руки малы и белы, походка тверда, но не медленна; все в нем обнаруживает человека, облеченного высокой властью».

Личность Шамиля столь впечатляла пленниц, что даже после тяжких страданий и долгого плена они не сказали о нем дурного слова. Более всех была очарована этим «просвещенным варваром» мадам Дрансе. «Одаренный от природы высоким умом,— писала она далее,— Шамиль может быть назван не только великим полководцем, но и великим законодателем. Он проводит большую часть дня в своем кабинете, заваленном книгами и пергаментами. Имам часто разъезжает по аулам, проповедуя своим народам Коран и одушевляя их любовью к независимости».

В Ведено пленниц окружила совсем иная жизнь, нежели в Тифлисе или Цинандали. Здесь все было скромно и сдержанно. Жены имама выходили из своего сераля очень редко, лишь по особым надобностям и закутавшись в вуали.

В столице Имамата жили русские, поляки, грузины и множество другого разноязычного люду. Жили наравне с горцами и при своей вере. Здесь можно было достать газеты «Русский инвалид», «Кавказ» и даже журналы, которые Шамиль читал с переводчиком, а после отдавал в библиотеку.

Понемногу пленницы привыкали к обычаям имамского дома. Видели они Шамиля очень редко. Встречаться глазами, кроме как мужу и жене, считалось неприличным, и пленниц заранее предупреждали, если Шамиль должен был пройти мимо их комнаты.

Шуайнат старалась опекать княгинь, сделалась доброй их феей. Сочувствуя княгиням и сетуя на общую для всех судьбу, она горестно вздыхала: «Не понимаю, чего ищут люди? Зачем они воюют, когда могли бы жить мирно и счастливо со своими семействами».

Шуайнат вскоре должна была родить, и на некоторое время их отношения прервались. Роды проходили тяжело. Местные женщины использовали всевозможные средства для облегчения страданий Шуайнат. Две другие дочери Шамиля от умершей жены Патимат — 12-летняя Написат и 9-летняя Патимат — всю ночь читали молитвы. Но самое неожиданное средство применил их родной брат Магомед-Шапи. Прослышав, что при родах помогают выстрелы, он всю ночь палил из пистолета, прохаживаясь перед комнатой Шуайнат. Наутро родилась девочка, которую назвали Сапият.