Такого оборота дела никто не ожидал, и потому гарнизон укрепления был не очень многочисленным - около 500 человек во главе с полковником Ротом. Надежда на местную милицию растаяла, как только перед укреплением появилась конница Хаджи-Мурада. Большинство с криками: "Хаджи-Мурад! Хаджи-Мурад!" или переходило на сторону мюридов, или исчезало в лесах.
На следующий день к Ахтам прибыл сам Шамиль. Как бы демонстрируя свое прилежание в изучении тактики Аргутинского, Шамиль начал планомерную осаду. Были подготовлены позиции, энергично велись всевозможные осадные работы, укрепление было лишено воды и полностью блокировано. Затем, установив артиллерию на соседнем берегу Самура, Шамиль подверг укрепление мощному обстрелу.
После первых же залпов взлетел на воздух пороховой погреб Рота. Сам полковник был ранен и передал командование капитану Новоселову.
Осада продолжалась по всем правилам: в ход пошли туры и фашины, были пробиты минные галереи, заложены заряды под башни и произведены мощные взрывы. Только пробив внушительную брешь в бастионах, Шамиль начал штурм.
В ожесточенной рукопашной схватке силы гарнизона таяли на глазах. Но Новоселов решил защищаться до последнего, тем более что в укреплении находились и семьи офицеров. Когда и этот штурм был отбит, оказалось, что женщин и детей в укреплении осталось больше, чем солдат, и выдержать новый натиск уже не было никакой надежды.
Призывы гарнизона о помощи, казалось, таяли в ущельях, как горное эхо. Аргутинский, считая Ахты потерянными, опасался теперь, что потеряет и все остальное. Это заставило его собрать имевшиеся силы и двинуться в район боевых действий. На дальних подступах к Ахтам Аргутинского встретили отряды Шамиля. После непродолжительного боя генерал отступил, делая вид, что уходит. Но вместо этого решил обойти Ахты с другой стороны.
У аула Мискенджи на берегу Самура он наткнулся на отряды Даниял-бека и Хаджи-Мурада. Аргутинский по привычке остановился, выжидая действий противника. Но когда узнал, что укрепление в Ахты еще держится, бросил свой отряд в атаку.
Первым не выдержал Даниял-бек. Его беспорядочное отступление увлекло за собой и Хаджи-Мурада, который оставил Аргутинскому добытые перед тем трофеи.
Блокада была прервана. Аргутинский успел спасти остатки Ахтынского гарнизона, а сверх того у него были пленные из отряда Даниял-бека.
Шамиль отступил, уводя с собой стада овец и новобранцев. Аргутинский не стал его преследовать. Вместо этого он огнем и мечом прошелся по окрестным аулам, карая население за помощь имаму. А затем устроил суровую переаттестацию своим подчиненным, не сумевшим отразить вторжение Шамиля и валившим вину друг на друга. Последовали разжалования и военные трибуналы, первой жертвой которых пал обидчик Даниял-бека - генерал Шварц. На самих же защитников Ахтов посыпались георгиевские кресты и другие награды. Наведя на подчиненных страх и водворив порядок в управлении, Аргутинский решил перенести Лезгинскую линию еще глубже в Дагестан, устроив ее на южных отрогах Кавказского хребта.
Воронцов полагал, что Шамиль теперь не скоро решится на новые походы, и занялся укреплением своих позиций в Чечне.
Тесня непокорные общества, он продвигал Чеченскую линию все ближе к горам. К уже имевшимся укреплениям он добавил новое - в центре Малой Чечни на реке Урус-Мартан, надеясь окончательно отрезать от гор хлебную низменность. Вместе с тем продолжалась масштабная вырубка леса. Горцы всячески этому противодействовали, но войска Воронцова медленно, но неотступно выдавливали их в горы.
Укреплялись и другие линии, чтобы окончательно обхватить Имамат с нескольких сторон.
"ВТОРОЙ ШАМИЛЬ"
В 1848 году произошло еще одно событие, значительно повлиявшее на историю Кавказа и общий ход войны.
К Шамилю прибыли послы от абадзехов - одного из адыгских народов Северо-Западного Кавказа. Они просили дать им наиба для введения шариата и сплочения народов под знаменем Имамата.
Шамиль поначалу отказывался. И на то были веские причины. Уже много лет он получал от тех народов письма с приглашением явиться к ним или прислать своего наиба. Первый посланец Шамиля Хаджи-Магомед энергично взялся за дело, совершил ряд походов против царских укреплений, но вскоре умер. А с прибывшим вместо него Сулейманом-Эффенди произошла и вовсе загадочная история. Сначала он твердой рукой повел племена адыгов на борьбу за независимость, стараясь направить ее в единое русло с действиями Шамиля, но затем неожиданно исчез.
Был ли он убит или изменил имаму, так и осталось тайной. Но вскоре появились подписанные его именем прокламации, в которых Шамиль обвинялся во всевозможных злоупотреблениях, насилии и произволе своих наибов. Агентура Воронцова предала эти пасквили самой широкой огласке и даже печатала в газетах.
Шамиль колебался. За племенами, живущими ближе к Черному морю, ему виделась тень турецкого султана, полагаться на которого он считал делом ненадежным.