Имам Шамиль

Наиб Шамиля Магомед-Амин уже несколько лет жил в Турции, получая пенсию от царской казны. В своих письмах Шамилю он рассказывал о бедствиях, которые постигли переселившихся в Турцию простых горцев.

О том же писал зятю и шейх Джамалуддин Казикумухский, последовавший за переселенцами, чтобы не оставлять их без духовного попечения.

Эти известия глубоко печалили Шамиля. Разве для того горцы столько боролись, чтобы теперь отдать родину в обмен на несбыточные обещания султана? Разве он помог горцам, когда на глазах всего мира они дрались с огромной армией царя? Разве не знали горцы, что получили больше помощи от переходивших к ним русских, чем от единоверного султана? А теперь султан хотел сделать храбрых воинов-горцев сторожевыми псами своих владений. И разве для того горцы выдержали такую долгую войну, чтобы погибнуть в мире?

Шамиль оставался вождем своего народа, но ничем не мог ему помочь. Оставалась лишь одна возможность спасти горцев - попытаться вернуть их назад. Но для этого нужно было быть в Турции, а не в Калуге.

Если бы царь позволил Шамилю совершить паломничество в Мекку, он бы отправился туда через Стамбул и попытался бы сослужить своему несчастному народу последнюю службу. Но просьбы Шамиля отпустить его в хадж по-прежнему оставались без удовлетворения.

О заветной мечте Шамиля совершить хадж помнил и его наиб Магомед-Амин. Сам он совершил паломничество уже несколько раз. Во время последнего хаджа он имел встречу с эмиром Абд аль-Кадиром (Абдель-Кадером), который возглавлял борьбу алжирского народа за независимость против французских колониальных властей в 1832 - 1847 годах, а теперь имел такой же статус почетного пленника, как и Шамиль.

В январе 1866 года герой алжирского сопротивления направил по официальным каналам свое ходатайство о разрешении Шамилю совершить хадж. Пока просьба известной в мире политической фигуры рассматривалась в Петербурге, случилось событие из ряда вон выходящее, заставившее отложить рассмотрение вопроса на неопределенное время.

ПОКУШЕНИЕ

4 апреля 1866 года Калугу, как и всю Россию, потрясла весть о покушении на императора. Больше всех это удивило самого Александра II, обретшего к тому времени славу миротворца и освободителя.

Стрелял Дмитрий Каракозов, но неудачно, и был тут же схвачен.

Теряясь в догадках, император решил было, что это месть за расправу над взбунтовавшимися поляками. Когда к нему привели пойманного преступника, он первым делом спросил: "Поляк?", но покушавшийся ответил: "Я - русский".

Следственная комиссия, которой руководил виленский военный губернатор М. Муравьев, брат бывшего наместника Кавказа, установила, что Каракозов был ишутинцем - членом тайного революционного общества, возглавляемого Н. Ишутиным. Под прикрытием легального "Общества взаимного вспомоществования" Ишутин создал нелегальные - "Ад" и "Организацию", имевшие много общего с "Землей и волей".

Вопрос о подготовке покушения обсуждался руководством организации, но был отвергнут большинством, в том числе и самим Ишутиным. Индивидуальному террору он предпочитал организацию широкого революционного движения. К тому же и кумир революционеров Герцен вдруг начал звать оппозицию к сотрудничеству с царем-реформатором. Он даже напечатал в "Колоколе" статью "Ты победил, Галилеянин", в которой сравнивал Александра с Христом. Но Каракозов, больше увлекавшийся Чернышевским и Ткачевым, нарушил партийную дисциплину. К тому времени послереформенные крестьянские выступления пошли на убыль, и Каракозов решил таким образом разбудить Россию. Но вместо этого он ее напугал.

Каракозова повесили, главных ишутинцев посадили, остальных разогнали. Взялись искоренять и другие революционные общества. Но пример оказался слишком заразительным. Вскоре в России появились организации, состоявшие "сплошь из одних Каракозовых", которые в конце концов и довершили дело своего вдохновителя.

В Калуге ждали реакции Шамиля. Имам несколько дней был мрачен и не находил себе места. Ведь его сын Магомед-Шапи служил в императорском конвое, и Шамилю рисовались самые ужасные последствия того, что конвой не уберег императора. Но еще страшнее было представить, что и сам конвой мог иметь отношение к покушению... Шамиль немного успокоился лишь тогда, когда обстоятельства дела прояснились и стало известно, что император не пострадал, а Магомед-Шапи был в увольнении.

Имам выразил императору сочувствие. Как человек благородный, он хорошо понимал разницу между открытой войной и выстрелами из-за угла или в спину.

На этот раз смерть обошла царя стороной, но в доме Шамиля она чувствовала себя вольготно. 12 апреля скончалась Написат - старшая дочь Шамиля и жена Абдурахмана, которому она оставила 8-летнюю дочь Маазат. Диагноз был прежний чахотка и тоска по родине. Совершив над покойной положенные обряды, муж увез ее хоронить в Дагестан и в Калугу больше не вернулся.

КОНЕЦ ДАГЕСТАНСКИХ ХАНОВ

Прибыл проститься с сестрой и Магомед-Шапи. Теперь он был уже поручиком. О турецкой драме горцев он знал немного, зато имел сведения о положении в Дагестане.