— Значит, это матерый волк, знающий ходы и выходы наших кошар… Ничего, мы и с ним померимся силами, пока целы рога и шкура крепка, — сказал Шамиль, поднимаясь с ковра. Он вышел из комнаты через дверь, ведущую в мечеть. Джамалуддин с беспокойством посмотрел ему вслед. Отец все время уклонялся от откровенной беседы с ним. Их встречи бывали коротки и носили не родственный, а полуофициальный характер. У Джамалуддина появлялась робость, которую он не испытывал даже при общении с императором.
Через кунацкую Джамалуддин вышел в коридор и здесь столкнулся с Гамзатом, который, почувствовав себя лучше, стал подниматься, ходить. Высокий, сутулый, с нездоровым румянцем на восковом лице, он казался возбужденным.
— Слышал новость? — спросил он Джамалуддина.
— О Барятинском?
— Да.
— Отец только что сообщил, интересовался новым наместником.
Оба вошли в комнату, сели на тахту.
— Этого следовало ожидать. Воронцов слишком стар, чтобы довершить начатое Ермоловым, — стал говорить Джамалуддин. — Заслуги фельдмаршала нельзя не признать. Несмотря на неудачную Даргинскую экспедицию, вначале он многое сделал. Живя в Питере, я знал обо всем, что делалось на Кавказе. Воронцов восстановил русскую власть в прибрежном Дагестане, обезопасил лезгинскую и чеченскую линии, поставив ряд укреплений. Докончил лобинскую линию, начал белореченскую, взял Гергебиль, Салты, Чох, прорубил много просек, проложил дороги, то есть упрочил на Кавказе власть царя.
— Его система ничем не отличалась от системы Ермолова, — заметил Гамзат.
— Ты не прав, друг мой, — возразил Джамалуддин. — Система Воронцова заметно отличалась от беспощадной жестокости, граничащей с самодурством, системы Ермолова, движущей силой которого были меч и огонь. Воронцов относился более мирно к горцам.
— Какого ты мнения о Барятинском? — спросил Гамзат.
— Александр Иванович — человек разностороннего ума, очень энергичный, решительный. Представь себе, что он в юности писал неплохие стихи. Смолоду приобрел славу отчаянного храбреца.
— Рубака, гуляка, питерский повеса и кутила, — с улыбкой добавил Гамзат.
— Грешки молодости, свойственные многим светским людям, присущи и ему, — согласился Джамалуддин и продолжал: — Я знаю его с времен, когда он служил в Петрограде в лейб-гусарском полку. Он часто посещал царевича Александра, и не столько из-за интереса к наследнику, сколько из-за царевны Ольги. Тогда у гусара Барятинского еще не было шрама на лице. Он был красив и смел и не без основания слыл донжуаном. Ему удалось увлечь Ольгу. Их отношения, кажется, зашли слишком далеко. Узнав об этом, император решил разлучить влюбленных. Красавец гусар был сослан на Кавказ, где и сделал карьеру.
Новый главнокомандующий прибыл в Тифлис. Многие ветераны кавказских битв, лично знавшие Барятинского, искренне обрадовались. Сразу после прибытия нового наместника из его канцелярии в Новое Дарго пришло сообщение о том, что к имаму из Тифлиса следует курьер по особо важным поручениям, которого надобно встретить у границ имамата и проводить до Шамиля.
Две сотни муртазагетов во главе с Гаджи-Али были высланы к Мичику. Пакет, доставленный Шамилю курьером, с пятью сургучными печатями по углам и в центре, действительно имел внушительный вид. Шамиль осторожно вскрыл конверт, развернул лист глянцевой бумаги с государственным гербом и, внимательно поглядев на убористый почерк, передал Даниель-беку.
— Читай, здесь написано по-русски, — сказал он.
Даниель-бек, пробегая глазами по строкам, стал переводить:
«Почтенный Шамиль — сын Доного, имам Дагестана и Чечни! От имени его величества императора всея России Александра II спешу исполнить высочайшее поручение. Прежде чем начать вооруженные действия против вас, его императорское величество считает своим долгом предложить вам заключить с нами мирный договор. Если последует ваше согласие, после скрепления договора подписями и печатями мы обязуемся разрушить все укрепления и вывести из страны русские войска. Лично вы как имам будете возвеличены, отмечены высочайшими наградами и будете оставлены управлять Дагестаном и Чечней под началом царского правительства. Ответ на данное предложение прошу выслать в письменном виде.
Наместник Кавказа князь Барятинский».
Шамиль ознакомил членов Государственного совета с посланием Барятинского. Никто из присутствующих советников и ученых не согласился на заключение мира.
— Я тоже такого же мнения, как и вы, — сказал Шамиль. — Поистине русские цари приятны речами, богаты деньгами, с ними, может быть, легко сначала, но тяжело после. Мы ответим отказом, уповая на аллаха.
В ответном письме Шамиля было сказано:
«Достойный сардар! После многих столкновений и сношения с вами мы не верим царским ставленникам и самому царю, ибо те, с которыми мы имели дело, изменяли своим клятвам и обещаниям, а вы есть их последователь. Что касается личности имама, — может ли он, осуждавший и наказывавший отступников, добровольно склониться к тому, в чем обвинял других?
Меджлис имамата».