Имам Шамиль

— У покойной есть две дочери. Все, что осталось от матери, принадлежит им. Из своих ценностей тоже ничего не дам. Если вам угодно преподнести дорогие подарки дочери устада, отдавайте то, что принадлежит вам. — Шуанат при этом взглянула вызывающе сначала на свекровь, затем на тетушку Меседу.

— Хорошо, тогда я скажу ему, — имея в виду сына, заявила Баху.

— Можешь говорить, не боюсь его, никто меня не заставит отдать то, что принадлежит мне и другой.

Когда Баху рассказала сыну о дерзком ответе невестки, Шамиль с улыбкой заметил:

— На самом деле, ты не должна требовать от нее ничего из того, что принадлежит ей и другим. Возьмите у Юнуса деньги из части, принадлежащей мне, и купите то, что необходимо.

За кажущимся внешним спокойствием Шуанат скрывалась клокочущая буря ревности. Временами она утешала себя мыслью о том, что Загидат — дочь Джамалуддина-Гусейна — некрасива, надменна и груба. Но именно поэтому ей становилось не по себе. «Если бы он выбрал помоложе да покрасивее, не обидно бы было», — думала Шуанат. С нетерпением ждала она возвращения мужа из мечети. Сославшись на головную боль, Шуанат не подала ему ужин.

— Видала? У твоей ласточки коготки оказались как у коршуна, — говорила Баху про невестку золовке Меседу.

— Ты, сестра Баху, не обижайся на нее, любящее сердце подобно пылающему очагу, оно может согреть ласково и обжечь неосторожно коснувшегося. Видимо, ею овладела ревность.

— А когда она выходила замуж за моего сына, не думала, каково было покойной Патимат?

— К сожалению, жаждущий думает сначала о себе, потом о других, — ответила Меседу.

— Пусть думает о чем угодно, а дочь устада Загидат-ханум вполне достойна имама, — ответила Баху.

Перед сном Шамиль не позвал к себе жену. И Шуанат решила не идти к нему, хотя душа ее жаждала горячего объяснения с мужем. Погасив свет, долго лежала она с открытыми глазами, ворочаясь с боку на бок. В доме все давно погрузились в сон, а ее покинул покой. Перед взором поочередно являлись образы то обожаемого мужа, то ненавистной Загидат. Наконец, не выдержав, она встала и, осторожно ступая босыми ногами, вошла в спальню мужа. Шамиль спал. Шуанат подошла к нему, опустилась на колени перед постелью. В комнате было темно. Мрачная ночь черным занавесом нависла за стеклами окон. Женщина прислушивалась к ровному, спокойному дыханию и с обидой думала: «Вот он, предался безмятежному сну, не подумав обо мне. Не кажется ли ему, что в груди у меня кусок обгоревшего кизяка? Или он разлюбил?..» Она хотела сначала прильнуть к нему всем существом своим, но горькая обида погасила чувство горячего порыва. Она грубо толкнула его в плечо.

— Кто здесь? — встрепенувшись, спросил Шамиль.

— Это я, — низким голосом ответила Шуанат.

— Ласточка моя, иди ко мне, — нежно шепнул он, протянув руку.

— Не за этим пришла к тебе, — сухо ответила Шуанат.

— А за чем же? — сквозь дремоту спросил он.

— Еще смеешь спрашивать, как будто ничего не случилось… Боже мой, об этом говорят все не только в доме, но и в селении. Мне одной ты не соизволил ничего сказать… Или теперь я буду у тебя на положении наложницы?

— Глупенькая щебетунья, любимая. Сердце мое с того часа, как мы встретились, принадлежит тебе одной и навсегда. Не любил я никого, кроме тебя, и любить не буду. Ну иди же ко мне, иди!

Шуанат легла рядом. Они ласкали друг друга долго, молча, как будто встретились впервые после длительной разлуки. Успокоившись окончательно и убедившись, что Шамиль ее любит по-прежнему, Шуанат сказала:

— Противная жаба! Не могу себе представить, что она будет лежать здесь рядом с тобой, как я.

— Ну что ты переживаешь? Не злилась же на тебя Патимат, когда я проводил с тобой многие ночи.

— Но ведь мы любили и любим друг друга, не сходились по какому-то расчету.

— Какой может быть расчет у Джамулуддина-Гусейна? Это один из виднейших ученых нашего вилаета, мой старый учитель, которого я любил и люблю не менее отца своего, а его дочь Загидат-ханум хорошая, достойная девушка, лучше мне взять в жены ее, чем другую. Тебя я буду любить и беречь, а ее заставлю рожать детей.

— А если она не будет рожать?

— Ну и что же, все зависит от воли аллаха.

— Хорошо, но знай, ничего из собственных украшений и украшений покойницы я для нее не дала и не дам, — не унималась Шуанат.

— И хорошо сделаешь, не давай ничего, а я закажу еще купцу Мусе для тебя одной такие украшения, каких нет ни у кого.

Этого оказалось достаточно, чтобы вернуть покой растревоженному сердцу Шуанат. Встала она в хорошем настроении и с того дня еще больше следила за своей внешностью и нарядами.

В доме готовились к предстоящей свадьбе. Шуанат принимала участие во всех приготовлениях, удивляя свекровь и остальных. Но сердце ее вновь сжалось от ревности, когда новая невеста переступила порог дома.