Имам Шамиль

Однако начавшаяся война с Турцией вынудила Паскевича этим ограничиться и перейти на самом Кавказе к «пассивной обороне». Он больше воевал с турками, решившими заместить персов в кавказских делах. Воевал Паскевич успешно, взял Карс и Эрзерум, а в довершение дела заставил турок подписать Адрианопольский мир, после чего был произведен в генерал-фельдмаршалы.

Пока он воевал, административные дела пришли в полное расстройство, так как гражданские начальники действовали по собственному усмотрению.

«Везде учреждения временные; странная смесь российского образа правления с грузинским и мусульманским,— доносил Паскевич в своем рапорте императору.— Нет единства ни в формах управления, ни в законах, ни в финансовой системе. От сего происходит, кроме запутанностей и неудобств, еще другой немаловажный вред. Народ, видя одни временные распоряжения, приучается сомневаться в прочности нашего правления и не доверять самым благодетельным мерам правительства».

При всей своей воинственности Паскевич считал гражданское управление горцами делом более надежным, чем военное: «Управление гражданское скорее умягчит нравы и вернее приучит к познанию взаимных отношений, общественных обязанностей и законов». Он предлагал повсюду ввести российские законы и единый образ управления: «Находясь под покровительством одних законов, пользуясь одинаковыми преимуществами, они менее будут отчуждены от прочих частей государства; между тем как ныне старые обычаи, образ прежнего управления и тот же порядок — все напоминает им отдельное их существование и различие от россиян».

Обновители веры

Странствия то сводили Шамиля и Магомеда, то вновь разводили их пути. Оставаясь близкими друзьями, они шли к знаниям разными тропами, полагая, что таким образом постигнут больше. И всюду Шамиль слышал о необыкновенных дарованиях Магомеда, а тот — об удивительном ученом Шамиле. Встречаясь, они делились постигнутым, жарко спорили и вновь расставались.

Но однажды, вернувшись в Гимры, Шамиль нашел своего друга в весьма возбужденном состоянии. Магомед уже целый месяц маялся от нетерпения, желая посвятить Шамиля в свои отнюдь не отшельнические намерения.

Убедившись, что знаний в Дагестане — целые горы, а веры, добра и справедливости становится все меньше, что родники истины высыхают, не успев утолить черствеющие души, Магомед вознамерился расчистить благодатные источники, чтобы спасти гибнущий в грехах и невежестве народ.

Ему не пришлось долго убеждать друга, который давно уже был готов к подобному повороту дела. Тем более что беды и нашествия, обрушившиеся на Дагестан, оба считали наказанием Аллаха за ослабление веры.

Божественная воля, избравшая Магомеда своим орудием, преобразила доселе кроткого алима [7] в яростного обновителя веры.

Первым делом Магомед обрушился на адаты — древние горские обычаи, которые не только противоречили шариату — мусульманскому праву, но и были главным препятствием к объединению горцев. Хронист Мухаммед Тахир аль-Карахи в своей книге «Блеск дагестанских сабель в некоторых шамилевских битвах» писал: «На протяжении последних веков дагестанцы считались мусульманами. У них, однако, не имелось людей, призывающих к проведению в жизнь исламских решений и запрещающих мерзкие с точки зрения мусульманства поступки».

Адаты в каждом обществе, ханстве, а порой и в каждом ауле были свои. Кровная месть, опустошавшая целые области, тоже была адатом, хотя шариат запрещает кровомщение против кого-либо, кроме самого убийцы. Похищение невест, работорговля, земельные междоусобицы, всевозможные насилия и притеснения — множество давно прогнивших обычаев толкали Дагестан в хаос беззакония. В феодальных владениях, на глазах царских властей, процветало варварство: ханы сбрасывали неугодных со скал, выменивали дочерей провинившихся крестьян на лошадей, пытали людей каленым железом и обливали кипящим маслом, выкалывали глаза и отрезали уши. Царские генералы тоже не особенно церемонились, когда речь шла о наказании непокорных.

И все же адаты были для горцев привычны и понятны, а шариат как закон для праведников казался делом слишком обременительным.

Одни лишь проповеди, даже самые пламенные, не способны были вернуть горцев на путь истинный. И молодые адепты не замедлили присовокупить к ним самые решительные действия.

Для наглядности они решили испытать гимринского муллу. Когда горцы собрались на годекане обсудить последние новости, Шамиль сообщил мулле, что его бык забодал корову Шамиля, и поинтересовался, что мулла даст ему в возмещение убытка. Мулла ответил, что ничего не даст, так как, по адату, не может отвечать за глупое животное. Тогда в спор вступил Магомед, сказав, что Шамиль все перепутал, и это корову муллы забодал бык Шамиля. Мулла переполошился и начал убеждать собравшихся, что ошибся и что, по адату, с Шамиля причитается компенсация.

Гимринцы сначала рассмеялись, а затем заспорили — что же для них лучше: адаты, которые позволяют судить и так и этак, или шариат — единый закон для всех.