— Можно я скажу? — тихо перебила я. — Я тут часами пыталась набраться смелости. Я кое-что скрывала от тебя. — Он откидывается на спинку стула, и я не знаю, как воспринимать его внимательный взгляд на мне, но я знаю, что должна сказать правду ради нашей миссии. — С моими воспоминаниями что-то не так.
Он подаётся вперёд, опираясь на локти.
— В каком смысле?
Я прикусываю нижнюю губу. Я почти ни с кем не обсуждала свою магию, кроме Деза и бывшего наставника — Иллана.
— В моём разуме есть специальное место, куда я запираю чужие воспоминания. Всё, что я забрала у пустышек, хранится там, но также там спрятаны большинство моих собственных воспоминаний. Я называю это место Серостью. Мне не доводилось общаться ни с одним другим робари, поэтому я не знаю, как ей управлять и можно ли от неё как-то избавиться. При этом после того, как я забрала воспоминание, вернуть я его уже не могу.
Я отпиваю немного вина из кубка. Кастиан всё также выжидательно смотрит.
— Мне кажется, я теряю контроль над Серостью, — признаюсь ему. — Мендес стал первой пустышкой за много лет.
— Ты проживаешь его воспоминания, — шепчет Кастиан.
— Да, но не только. Когда я нахожусь в каком-нибудь месте, воспоминание, связанное с этим местом, вырывается на свободу, и я прекращаю существовать. Сегодня днём на рынке я забыла, зачем вообще туда пришла. А потом забыла, как ты теперь выглядишь, и подумала, что ты собираешься на меня напасть.
Он провёл пальцами по своим золотым кудрям.
— Прости, что напугал.
— Ты же не знал. Для меня это тоже в новинку, — я продолжаю пить вино. — В ночь, когда Шепчущие похитили тебя, я оказалась заперта рядом с Жнецом. Я позволила ему… Я позволила Себриану забрать мою магию.
Кастиан ничего не говорит, но кивает понимающе. Не знаю, что делать с этим ощущением.
— Я хотела, чтобы всё это закончилось, — продолжаю я. — Мой отряд использовал меня как наживку. Шепчущие хотели моей смерти. Я хотела, чтобы всё закончилось. Но стоило Себриану применить свой дар на мне, как он словно бы отзеркалил. Не знаю, что произошло, но я увидела его последнее воспоминание — он смотрел, как ты бросаешь игральные кости. И тогда ко мне вернулись воспоминания о побеге из дворца. Я поняла, что именно ты помог мне сбежать, а не Дез. И с тех пор Серость трещит по швам, выпуская обрывки моих собственных воспоминаний наряду с чужими. Мне страшно, что они берут надо мной верх. Что, если… в следующий раз, когда всплывёт воспоминание, я застряну в нём навсегда?
Он сжимает вилку в кулаке, зубцами вверх. Если бы мы были другими людьми и между нами сложились другие отношения — дружба, например, — я бы пошутила, что он сейчас похож на древнего бога моря. Но мы те, кто мы есть. Кастиан и Рената.
— Я найду способ тебе помочь.
— Если бы всё было так просто. Много ли робари ты знаешь?
— Только тебя, — его уголки губ дёргаются вверх, перед тем как он делает глоток вина из своего кубка.
— Вот именно. Тут ничем не поможешь, Кастиан. По крайней мере, ты можешь контролировать свою магию. А не едва держишься на грани, как я.
— Да, Нати. — Он смотрит мне прямо в глаза. — Я бы хотел сказать, что всё будет в порядке и что мы найдём Клинок памяти, но если говорить правду, то я боюсь думать о том, что будет дальше. Как я могу восстановить королевство, если даже ты видишь во мне чудовище? Как мне править Пуэрто-Леонесом, если я не могу ужиться с тобой?
Огонь потрескивает в камине. Кто-то с улицы поёт, готовясь к выступлению на завтрашнем карнавале.
— Когда всё это закончится, я уже не буду иметь значения. Я собираюсь сделать всё правильно. А затем навсегда покинуть Пуэрто-Леонес.
Он наполняет наши кубки вином и делает большой глоток.
— Возможно, тебе лучше не использовать свой дар, пока мы не узнаем больше. Не стоит вредить себе.
Всю мою жизнь всем от меня нужна была только моя магия. Король и судья использовали меня, чтобы извлекать важные сведения из разума врагов. Шепчущие, мой собственный народ мориа, делали то же самое. Но Кастиан — первый из тех, кого я помню, кто предлагает совершенно обратное. Я не доверяю своему голосу, поэтому киваю.
— Тогда решено.
Он опускает взгляд на свою тарелку, отталкивая вилкой горошек и идеально нарезанный кубиками картофель.
— Ты так делал, когда мы были детьми, — говорю я, пробуя мясо кролика. Приготовленный по семейному рецепту доньи Саграды, он совершенно бесподобен. Мясо нежное и тает во рту, но соус ещё такой горячий, что я обжигаю кончик языка.
На губах Кастиана появляется широкая улыбка, звучит глубокий смех.
— Из всего, что ты знала обо мне, ты решила внезапно вспомнить мою нелюбовь к гороху?
— Раз уж мы решили быть откровенными, я должна признаться, что у меня на самом деле больше воспоминаний о тебе, чем ты думаешь. Более свежих.
Я рассказываю ему, как собирала воспоминания во дворце — от его горничной, разжалованного генерала и леди Нурии, его бывшей невесты.