Иллюзионист

Это была новая философия. Возможно, это была новая религия. Сначала они не поняли. Потом решили, что это своего рода религия наоборот. Боги оставались на своих местах, если кому-то это было необходимо, но поклоняться им не требовалось. Напротив, к ним следовало относиться с презрением. Они были тиранами, врагами человечества.

Когда толпа услышала это первый раз, все затаили дыхание и посмотрели в небеса; но удара молнии не последовало. На следующий день проповедник был на прежнем месте. Он сказал, что говорил об одних и тех же вещах на протяжении нескольких лет, однако никакого вреда это ему не причинило. Боги, как только встречают сопротивление, оказываются трусами. А возможно, их вовсе нет. Возможно, они существуют лишь в воображении людей. Это, по большому счету, не имело значения. Значение имело то место, которое идея существования богов занимает в сознании людей. Страх, подчинение правилам, соблюдение обрядов, предназначенных угождать и умиротворять, — все это цепи. А люди, невзирая на свои грандиозные иллюзии, — лишь узники в огромной тюрьме. И он пришел, чтобы показать им путь к освобождению.

Проповедник говорил, что предлагает им свободу. Свободу и возвращение их неотъемлемого права. Поскольку они не принадлежат этому миру и все в глубине души знают об этом. Они пришли из лучшего мира. Их обманули; а все религии, которые разослали своих священников и их прислужников по всей земле, увековечили этот обман. Настало время открыть правду. Боги — фантомы. Создатель — жестокий деспот. Божества, истинные божества, — это сами мужчины и женщины.

Ничто не шокировало публику так, как эта последняя фраза. Сперва наступила гробовая тишина, а потом послышался нервный смех. Они привыкли к тому, что богами становились императоры, но даже император должен умереть, прежде чем сделаться бессмертным. Одна только мысль, что сами люди — боги, должна была навлечь неминуемое наказание.

— Вас научили страшиться этой мысли больше, чем чего-либо, — говорил проповедник. — Поэтому вы не можете этого понять.

Он рассказал им историю, популярную в его стране. Первый мужчина и первая женщина жили в прекрасном саду. Их Создатель поставил одно условие: им нельзя было есть плод определенного дерева. Они съели плод и были наказаны. Это было дерево познания. Есть плод им запретили, потому что если бы они его попробовали, то узнали бы, кто они на самом деле: узнали бы, что они боги. Наказание заключалось в том, что их выгнали из сада и они стали смертными: подверженными болезням, старости и смерти. Они должны были жить в мире, который из-за их непослушания стал враждебным в своей вопиющей материальности.

Их лишили всего, что у них было, сказал проповедник, кроме знания, которое они украли; этого Создатель не смог их лишить. Но одно поколение сменялось другим в тяжком труде и неопределенности, и знание стиралось из памяти под грузом забот, тонуло в море лжи и бесчисленных, бессмысленных правил, по которым он велел им жить. В конце концов они так запутались, что начали верить, будто все, что с ними случилось, было их виной, и стали смотреть на знание и на любую попытку понять свое положение со страхом и подозрением.

История эта вымышленная, объяснял проповедник, но ее смысл правдив. Это свидетельствовало о глупости священников в его стране, так как они не поняли смыла истории и не запретили ее. Теперь он предлагает эту историю им, своим слушателям, как иллюстрацию их собственного положения. Поскольку они тоже сбиты с толку и напуганы. Они что-то потеряли и не знают, что именно.

Мужчинам и женщинам, которые слушали эти слова, показалось, будто что-то дрогнуло в самой глубине их души. Им напомнили о чем-то, непонятно о чем… о чем-то, что они когда-то знали. О силе, которой когда-то обладали? О месте, где когда-то жили? Обо всем этом и ни о чем из этого, о чем-то совершенно другом… И они почувствовали острую, необъяснимую ностальгию.

Озадаченные, странно возбужденные, подшучивающие друг над другом, но полные раздумий, они приходили снова и снова, чтобы послушать его. Они покорно внимали странному мифу о вспышках света, пронизывающих паутину вещества. Когда он сказал им, что проститутка — это символ великой тайны, они поначалу слушали его с улыбкой, но вскоре перестали улыбаться. Когда он сказал им, что, дабы стать свободными, им необходимо лишь знать, что они свободны, и не соблюдать нравственные законы, и обратить инстинкт, который практически поработил их, в орудие освобождения, — они не поверили ему и расходились молча.

Они слушали, размышляли, спорили и приходили снова. Однажды он поразил их чудом. Кто-то уронил перстень в жаровню, стоящую на тротуаре в аркаде близ Форума; проповедник засунул руку в угли. Перстень, когда он достал его, почернел, но на коже не было никаких следов.

Они попросили показать другие чудеса, но он отказался. Он сказал, что сделал это, только чтобы показать: плоть можно победить. Он сказал, что он здесь не для того, чтобы их развлекать.