Одна мысль не приходила в головы законодателям того времени — что магия должна иметь владельца. Магия просто существовала, как воздух. Принцип того, что одно и то же действие, исполненное с одной и той же целью, может быть законным или незаконным в зависимости от личности мага, сочли бы непонятным. Но это, безусловно, упростило бы ситуацию сразу же. Возможно, в те времена магию слишком уж серьезно и не воспринимали.
Перед входом в шатер стояли трое мужчин с пальмовыми ветвями в руках. Двое мужчин постарше спорили.
— Мне все это не нравится, — сказал худой мужчина. — Не надо было нам сюда приходить. С демонами связываться опасно.
— Если бы ты не был таким идиотом, — сказал толстый мужчина, — этого бы не потребовалось. Как еще мы можем узнать, что он с ним сделал?
Молодой человек явно скучал.
— Оракул вас примет, — сказал Симон, который с интересом слушал разговор сквозь стену шатра. На нем был лиловый халат, расшитый знаками планет, и замысловатым образом повязанный на голове зеленый тюрбан, который он позаимствовал у Горгоны. На груди висел талисман Озириса, необычный перстень сиял на пальце. Его черные глаза грозно сверкали из-под тяжелых век.
Худой и толстый попятились.
— Ну, давайте, — сказал молодой.
Они вошли. В помещении был полумрак и стоял сильный запах фимиама. Маг велел им записать свой вопрос на врученном им листке пергамента. Прежде чем написать, толстяк долго думал.
— Сложите пергамент, — сказал Симон, — так, чтобы я не мог видеть, что там написано.
Толстяк сложил его пополам, потом еще раз.
— Теперь я его сожгу, — сказал маг. — Дым донесет ваши слова до бога.
Они видели, как он подошел к жаровне во внутреннем помещении и положил сложенный пергамент на угли, где тот свернулся в трубочку, вспыхнул и исчез.
— Он не взглянул на него, — прошептал худой.
— Нет. Он его сжег. Мы видели.
Симон вернулся, важный и торжественный. Он зажег лампу, чтобы было светлее.
— Скоро бог появится и ответит на ваш вопрос, — сказал он. — Вы должны сосредоточиться. Я начну обращение и подготовлю моего ассистента, через которого будет говорить оракул. Пожалуйста, оставайтесь здесь, пока вас не позовут. Когда я вас позову, вы должны войти, помахивая пальмовыми листьями.
Он ударил в гонг, и они подскочили от неожиданности. Вошел бледный мальчик с огромными глазами и проследовал за магом во внутреннее помещение. Занавес задернули.
Симон вынул из рукава листок пергамента и прочитал то, что там было написано. Он нахмурился.
— Здесь три вопроса, — сказал он. — Они что думают, что они на базаре?
Он усадил Деметрия, простите, Фому на подушки, положил кусочки смеси из соли и воска на угли и начал песнопение. Он переходил с греческого на иврит и египетский. Было неважно, на каком наречии говорить: чем непонятнее, тем лучше. Последнее, что требовалось, — это устроить настоящее явление.
Он стал глубоко дышать. Его голос набрал силу, гласные растягивались, превращаясь в таинственные завывания. Мужчины по другую сторону занавеса задрожали.
— Войдите! — воззвал маг. — Войдите в присутствие бога!
Они неуверенно вошли в полумрак и начали хлестать друг друга пальмовыми ветвями. Огонь взметнулся с шумным треском и заплясал в адском вихре красок. Худой взвизгнул, бросился в выходу и запутался в занавесе, откуда пытался высвободиться с паническим ужасом.
— Не могли бы вы там потише, — пропищал Горгона из-за перегородки.
— О великий бог Серапис, — произносил нараспев Симон, — которому ведомы все тайны, мы молим тебя ответить на вопрос твоего раба устами этого невинного ребенка.
Фома-Деметрий убедительно корчился на подушках. Симон, оставаясь в тени, с нежностью смотрел на него. После небольших тренировок из него бы получился толк. Мальчик застонал.
— Мне плохо, — сказал он.
— Что он сказал? — спросил молодой человек.
— Его переполнили чувства от присутствия бога, — объяснил Симон.
Худой мужчина всхлипнул.
Симон поднес конец медной трубы к губам и зашептал в нее. Мальчик слабо сопротивлялся.
— С вами говорит бог, — возвестил Симон.
— Уху больно, — сказал Фома в подушки.
— Смотрите, — сказал молодой человек, — здесь что-то не так. Это обман.
Он бросился к Симону, споткнулся о свою пальмовую ветвь и упал, сбив с ног толстяка, который налетел на гонг, и тот оглушительно зазвонил. Симон, пытаясь придумать что-нибудь подходящее, воззвал к Бахусу. Горгона, увешанный змеями, раздвинул занавес и предстал в проеме, визжа от ярости.
Худой мужчина пронзительно закричал.
Горгона кинулся на Симона и стащил с него халат. Одна из змей, завидев родной дом, мгновенно перекинулась на тюрбан Симона и любовно обвила свой хвост вокруг шеи мага. Худой мужчина запричитал, толстяк продолжал сражаться с гонгом, а молодой человек нырнул под полог шатра и пустился наутек.
Симон чувствовал, что поднимается: поднималось все в его теле. Он сопротивлялся, но дело было не в смехе и не в вожделении. Он парил в воздухе в футе от пола, Аарон со своим волшебным жезлом.
Фому тошнило.
Деметрия не пытали, но такая опасность была.