Иллюзия смерти

Бортовой журнал, день 50-й

Дорогой журнал,

прошло две недели после того, как я обнаружил чемоданчик в Литл-Боксе. Пятнадцать дней я все думал о морском горизонте – и я не могу сказать, близко он или далеко. Наши дни так похожи один на другой, что мне кажется, будто я утратил ощущение времени. Одни и те же, простирающиеся в бесконечность красные земли, их видно в иллюминаторы, одни и те же лица вокруг меня. Я знаю точное количество ступенек на лестнице, ведущей в мою спальню, количество шагов между общей комнатой и кухней. Едва заслышав звук шагов на беговой дорожке, я догадываюсь, кто бежит – Смит или Пэтиссон. Только утренние сообщения и обмен электронными письмами с близкими нарушают удушающее однообразие.

Назавтра после страшной находки Джонсон настоял, чтобы чемоданчик отнесли на место и больше к нему не прикасались. Несмотря на наши напоминания, референт НАСА так и не вернулся к этой «проблеме». Мы со своей стороны приняли решение не вспоминать об этом эпизоде. Я продолжаю думать, что правильно поступил, ничего не сказав Элен о своей находке. Она так далеко. Что бы она могла сделать? Так зачем же волновать ее понапрасну?

Короче, мы стараемся делать вид, что ничего не было, продолжаем работу, шутим, занимаемся спортом на беговой дорожке или велотренажере, стряпаем – но что-то сломалось. Сидя на своих рабочих местах, мы стараемся не встречаться взглядами – а это о многом говорит. Все друг друга подозревают.

По ночам Оппенгеймер по-прежнему беседует сам с собой. Я слышу его низкий голос, потому что наши спальни находятся рядом. Вчера я видел, как он обращается к фотографии, на которой изображен его двенадцатилетний сын Элиот. Думаю, именно немец скучает больше всех. Мы здесь пока меньше двух месяцев, а кажется, что все десять.

До скорого.

День 52-й

Моя очередь запереться в боксе сингулярности, пришло письмо от Элен. Я открываю его, и появляется фотография нашего сына. Скоро ему два месяца, на его головке пробивается пушок черных, как у меня, волос. У него ангельская улыбка. Жаль, что качество плохое и не позволяет мне рассмотреть цвет его радужки, нежность его кожи, четкий изгиб его бровей.

From: [email protected]

To: MarcJoisneau@acheron_nasa.com

Сокровище мое…

Я прерываю чтение. «Сокровище» – это наше с Элен кодовое слово. Когда она пишет «дорогой», мне нечего читать между строк в ее письме. Но если она начинает со слова «сокровище», значит собирается сказать мне что-то важное и не хочет, чтобы это стало известно НАСА. Мы оба подозреваем, что наши послания тщательно просматриваются Льюисом или каким-то другим агентом. Бокс сингулярности всего лишь позволяет уединиться от других членов команды, но уж точно не от Агентства, которое следит за всем. Придуманная мной и Элен перед моим отъездом система проста: все слова, составляющие тайное послание, надо отделять двойным пробелом.

Разумеется, я должен себя контролировать. Датчики… Едва заметный скачок сердечного ритма, выброс адреналина могут выдать меня. Так что я читаю очень внимательно, выискивая двойные пробелы: