Иллюзия

Баба Нюра, женщина под семьдесят, росточком ниже внучатой груди, показалась в проеме бочкообразным туловищем. Пепел волос затянулся в тугой пучок на затылке. Испещренный морщинами лоб. Печальные глаза, видевшие ужасы гитлеровской оккупации, словно отказывались смотреть на мир, прячась в щель седых бровей и желваков. Нос торчком громко посапывал, особенно во сне, подменяя храп. Беззубый рот облюбовала вставная челюсть, издающая свистящие звуки. Сегодня бабушка облачилась в синее платье, подаренное дочкой десять лет назад. Пришел черед. Более новые, получаемые ежегодно ко Дню рождения, пылились в шкафу. Поверх платья повис цветастый передник. Всю жизнь бабуля прожила в пригороде Брянска – Большое Полпино, в просторечье – Полпинка. На старости лет переехала к дочери – городу понадобилась земля для расширения.

– Прийшов? – просвистела вставная челюсть. – Я как раз щец наварила, попробуй – уку-усные!

– Ба! Дай хоть раздеться. – Недовольство юности заботливой старостью частенько прорывало плотину терпения. Внуку шел восемнадцатый, а бабуля сюсюкалась, словно с грудничком.

– Раздевайся, раздевайся. – Старушка поняла настроение школьника, тотчас скрылась на кухне.

Забаровский прошел в зал, повесил одежду на спинку стула рядом со столом, прижавшимся к балконному окну. Вдоль стены, покрытой черными разводами плесени, растянулась коричневая «стенка» с платяными шкафами и стеклянным под хрусталь. У стены, смежной со спальней, расставились два кресла темно-серой расцветки и телевизор на тумбочке, подпирающей балконную дверь. Над креслами круглился циферблат. У кухонной стены расположился темно-желтый диван, раскладываемый для сна и собираемый для приема гостей. Наступая на «стенку» и кресла разлегся узорчатый, теряющий привлекательность ковер. На белом потолке висела громоздкая люстра в виде подсвечников. Уголок светло-коричневых обоев отошел от плесени. На столе и подоконнике вповалку лежали учебники, тетради, книжки по авиации, «Бесы» Достоевского.

Руслан надел вельветовую кофту, закатал рукава, влез в старое трико со следами краски. Деревянный амулет барашка на черной нитке сунул за пазуху. Капустный аромат поманил на кухню. Внучок присел на бордовую табуретку с белыми ножками. На расшатанном столе дымилась тарелка первого. Баба Нюра ворковала у газовой плиты, погромыхивая кастрюлями.

– Надысь приходила истеричка со второго этажа. – Старушка сбросила в мусорку морковную кожуру с дощечки. – Собирають деньги на утепление плесневой стены.

– А ты что? – Забаровский плюхнул ложку сметаны в тарелку, размешал, добившись однородности.

– А шо я? Денег неть, мамка твова не прислала еще. – Бабуля вытерла руки о передник и приступила к чистке лука. – Ты говорил, сам как-то изделаешь.

– Сделаю. – Руслан обернулся на старые тумбы под цвет стола, где припрятал толстый кусок кабеля. – Скоро пойду на футбол и сделаю.

– Давай, изделай, ты – человек ученый. А то уйма деньжищ нужна! А где их взять? Мамка твова не прислала еще. – Баба Нюра раскрыла холодильник «Смоленск», приютившийся за кухонной дверью, достала кочан капусты и отправила под нож.

– А что ты там снова готовишь?

– На ужин капустки потушу.

Внук быстро расправился с обедом и на диван – «завязывать жирок». Бабушка отправила пустую тарелку в раковину, сгребла хлебные крошки со стола и в рот – привычка войны.

Повалявшись до притупления тяжести в желудке, Забаровский уселся за стол, раскрыв учебник на статье «Свобода слова» – брюсовском ответе вождю. Мысль ходила слабо. Цитировать и опровергать поабзацно – правильно с точки зрения логики, но литература далека от математики. Поэт Серебряного века откровенно разочаровал. Руслан захлопнул учебник. Оспаривать глупость – верх глупости, письменно – сверхглупость.

Только Зоя Федоровна задавала «домашку», остальные учителя надеялись – выпускники посвятят время подготовке к экзаменам. Но лень всегда перевешивала. Юноша потянулся к подоконнику, выбирая между авиацией и Достоевским. Победил мэтр мировой литературы. Забаровский снова завалился на диван, погрузившись в мир провокаций Петра Верховенского и метаний между жизнью и смертью Корнилова. Левая рука закинулась за голову, затылок улегся в ладонь, подмяв диванные подушки. Удерживаемый правой рукой фолиант давил на живот, большой палец по мере прочтения перелистывал страницы, пахнущие библиотечным подвалом. Любимый писатель захватил сознание, выветрив уличные шумы.

На секунду отвлекшись на часы, почитатель классики с ужасом обнаружил – черные стрелки достигли полпятого. Заложив фантик в книгу, Руслан поднялся с дивана. Руки затекли, но после легкой встряски пришли в норму. «Бесы» отправились на подоконник, читатель на лоджию.