– Измываешься, гад? – Моравеки питали слабость к древней нелитературной речи: чем нелитературнее, тем лучше.
– Ага, – подтвердил иониец. – Я гад, и я именно измываюсь. Как ты догадался, дружище?
– Э-э, постой-ка. Мусор начинает раскаляться. Как и мы. Ионизация ускоряется.
Ровное звучание собственного голоса порадовало европейца.
Крупные куски распавшегося корабля разогрелись докрасна, и нос подлодки тоже подрумянивался. Внешние датчики наперебой сообщали о стремительном скачке температуры. «Смуглая леди» входила в атмосферу.
– Пора выровнять нашу траекторию. – Гигантский краб обработал данные, полученные от систем лодки, взялся перенастраивать гироскопы и поджигать двигатели, извлекая все, что можно, из информации, оставленной Коросом. – Ну как, уже легче?
– Не совсем.
– Нельзя ждать. Я собираюсь развернуть эту жестянку, прежде чем мы поджаримся.
– Эту жестянку зовут «Смуглая леди», и она еще может спасти наши шкуры, – холодно проронил Манмут.
– Ладно, ладно. Скажи мне, когда край планетарного диска над полюсом окажется в центре монитора на корме. Тогда и выправим полет. Боже, чего бы я только не отдал за глаз! Прости, в последний раз вырвалось.
Капитан бросил взгляд на экраны. С неба сыпались сияющие осколки того, что некогда являлось космической посудиной и двумя ее пассажирами. Единственным, что маячило сквозь эту густую тучу, где безнадежно затерялись даже маленькие спутники, был сам Марс – оранжево-красно-буро-зеленая тыква, заполнившая собой все мониторы. Перекрестие радара, за которым следил европеец, резко подпрыгнуло вверх, потом еще раз, пересекло затянутое облаками побережье, лазурные волны, попало на белый участок…
– Готово, – доложил хозяин подлодки. – Полярная шапка в середине.
– Отлично.
Двигатели яростно загудели.
Корма раскалялась все ярче.
– Корос III рассчитывал с помощью носовых реактивных двигателей затормозить судно и отбросить их до столкновения с атмосферой, – сообщил Манмут.
– А я намерен сохранить те, что помощнее.
– Зачем?
– Увидишь.
– Но они же могут взорваться от перегрева?
– Да, могут, – хмыкнул Орфу.
– А есть шанс, что мы развалимся, когда они заполыхают?
– Еще какой, – отозвался краб. И запустил реактивные двигатели.
Подлодку заколотило как в ознобе. Шум моторов нарастал. Маленького европейца вдавило в сиденье. Спустя полминуты все прекратилось. Кольцо контроля высоты с глухим ударом отделилось от «Смуглой леди».
Мимо носовой камеры пронесся огненный шар; теперь она показывала задний вид, ибо путешественники влетели в атмосферу кормой вперед.
– Ударимся, непременно ударимся… – На сей раз любитель Шекспира уловил тревожные нотки в своем голосе. Впервые в жизни его ждал плотный воздух. При мысли о тесно подогнанных друг к другу молекулах кислорода маленького европейца затошнило еще сильнее. – Итак, отброшенные ступени белеют и вспыхивают. Наша корма начинает раскаляться. Реактивные двигатели на носу – тоже, но пока не так серьезно… Ух ты. Мы с тобой словно угодили в метеоритную бурю.
– Хорошо, дружище. Теперь держись.
Всего лишь пару тысячелетий назад Марс не мог похвастать солидной атмосферой: что значат какие-то восемь миллибар диоксида углерода по сравнению с тысячью четырнадцатью миллибар на уровне земного моря? И вот буквально за одно столетие таинственный, недоступный пониманию моравеков процесс преобразил планету до неузнаваемости, в том числе уплотнив здешний кислород до вполне пригодных для дыхания восьмисот сорока миллибар.