– Что же, человек дописьменной эры, познакомься с людьми послеписьменного поколения. – Сейви сделала ехидный жест, словно представляя их друг другу, после чего подняла указательный палец. – О, я забыла нашего уважаемого Хармана! Вот истинный Бальзак и Шекспир своего времени, ведь он читает на уровне шестилетнего ребенка Потерянной Эпохи. Не так ли, Харман Ухр? Небось до сих пор шевелишь губами, складывая буквы в слова?
– Ну да, – чуть виновато улыбнулся мужчина. – Я и не догадывался, что можно по-другому. Четыре с лишним Двадцатки я потратил, дабы научиться хоть этому.
Ада чутьем уловила, что девяностодевятилетнему путешественнику нанесли глубокую обиду, но тот проглотил ее, со смирением ожидая дальнейших событий.
Хозяйка Ардис-холла учтиво кашлянула.
– А как называлось то животное, которое ты… ну, прикончил сегодня? – весело и безмятежно заговорила она с Одиссеем. – То первое, перед кошмар-птицами?
– Для меня он просто – травоядный носошлеп, – сказал охотник и потянулся за деревянной тарелкой, на которой дымилось обугленное с виду мясо: он с намерением оставил собственную стряпню на отдельной стойке, чтобы не смущать не привыкших к подобной еде товарищей. – Хочешь попробовать?
Ада из уважения отделила крохотный кусочек и осторожно, при помощи вилки с ножом, переложила его к себе на блюдо.
– Я тоже не откажусь, – заметил Харман, и тарелка пошла по кругу.
Даэман и Ханна мрачно покосились на мясо, понюхали его и вежливо растянули губы, однако есть отказались. Сейви молча отодвинула жаркое от себя.
Ада медленно прожевала самый маленький ломтик, какой только сумела отрезать. Мясо имело потрясающий вкус, чем-то похожий на вкус бифштекса, только сочнее. Дым от костра пропитал его ароматом, который невозможно получить ни в одной микроволновке. Девушка осмелела и взяла кусок побольше.
Герой из туринской драмы ел прямо с ножа, насаживая на лезвие тонкие полоски жаркого. Ада изо всех сил старалась не пялиться на это зрелище.
– Макраухения, – промолвила вдруг Сейви, подкладывая себе салатика и риса.
Кузина Даэмана вскинула голову: может быть, старуха снова шепчет свои заклинания?
– Прошу прощения? – произнес коллекционер бабочек.
– Макраухения. Так звали животное, которое убил наш греческий друг и которого теперь уписывают эти двое, как если бы я не приготовила второго блюда. Пару миллионов лет назад несчастные твари водились тут, на равнинах Южной Америки, но вымерли задолго до появления людей. Эрэнкашники успели возродить их в шальные годы после Рубикона, пока «посты» не наложили запрет на беспорядочные опыты по восстановлению исчезнувших видов. Впрочем, кто-то посчитал, что раз уж макраухения тут, можно вернуть и фороракосов.
– Форо – кого? – не понял Даэман.
– Фороракосов. Кошмар-птиц. Эти доморощенные гении как-то не учли одного: твари были главными хищниками континента, по крайней мере до прихода саблезубых тигров из Северной Америки, когда спал уровень моря и стало возможно пешком перемещаться между материками. Вы-то, поди, и не знали, что Панамский перешеек снова ушел под воду? Что земли опять разделились? – Она грозно повела вокруг пьяными глазами, хотя и явно отдавала себе отчет, с какими невежами имеет дело.
Харман отпил еще вина.
– Я вот думаю, стоит ли спрашивать, кто такие саблезубые тигры?
Венчая Жидовка пожала плечами:
– Здоровые, мать их, кошки с громадными, мать их, саблезубыми челюстями. Полакомятся кошмар-птичкой – и скажи спасибо, если кости выплюнут. Придурки ученые решили возродить этих хищников тоже. Только догадайтесь где? В Индии! Кто-нибудь здесь имеет представление, где она находится… в смысле, находилась… то бишь должна находиться? Нет? Когда постлюди отделили ее от Азии, получился большой, провалиться бы ему, архипелаг.
Пятерка молча смотрела на старуху.
– Благодарю за напоминание, – нарушил тишину Одиссей, подошел к стойке и поставил на стол огромную тарелку. – Следующее блюдо у нас – кошмар-птица. Давно мечтаю попробовать, да все руки не доходили. Кто еще хочет?
Все, кроме Даэмана и Сейви, изъявили согласие. Разлили по бокалам еще один кувшин вина. Снаружи яростно бушевала гроза, ослепительные зигзаги прочерчивали тьму вокруг моста, озаряя седловину и каменные развалины далеко внизу, а также тучи, клубящиеся вокруг зубчатых пиков.
Угостившись бледным птичьим мясом, Ада, Харман и Ханна обильно запили его водой и вином. Одиссей продолжал поглощать куски с короткого, кривого ножа.
– Это смахивает на… курятину, – произнесла наконец хозяйка Ардис-холла.
– Ага, – подтвердила ее юная подруга. – Точно, на курятину.
– Только с необычным вкусом, – вмешался недавний именинник. – Насыщенным и горьковатым.
– А по мне, так скорее на грифа. – Сын Лаэрта проглотил еще один ломоть и обнажил белые зубы. – В следующий раз надо будет взять побольше подливки.