Ей было страшно, она понимала, что это серьезное дело и никто с нею шутить не будет. Тилби плакала на ходу, но все бежала и бежала.
Она подошла к дому со стороны кухни. Внутри горел свет, повара лакомились мясом из хозяйской кладовой и запивали вином из хозяйского погреба. То, что дон Диего был при смерти, добавляло им смелости.
Тилби постучалась в запертую дверь. Голоса внутри стихли, самый смелый поваренок подбежал на цыпочках и спросил:
— Кто там?
— Я, я, я, — зашептала Тилби.
Мальчишка ошалел.
— Ты?! — Он был, как и все в доме, убежден, что выбраться ночью за пределы усадьбы без разрешения дона Диего или хотя бы Фабрицио нельзя.
— Открывай скорее!
Но мальчик медлил. Еще более подозрительным, чем факт нахождения этой английской служанки за пределами дома, было то, что она хочет вернуться внутрь. Мальчишка подозвал остальных, и они стали обсуждать, что им делать. Отпирать дверь им было строго-настрого запрещено, звать стражу на помощь было опасно — обнаружилось бы то, чем они тут занимаются.
— Скорее, скорее! — умоляла Тилби.
На взгляд Фабрицио, дон Диего был безнадежен: глаз вытек, повреждена височная кость, потеряна уйма крови. Правда, лекарь сделал все нужные примочки и заявил, что кровопускание больному не повредило — кровь вымыла из раны всю заразу, которую мог занести вертел. Фабрицио выслушал его внимательно и даже похвалил за усердие, но остался при своем убеждении, что хозяину долго не протянуть.
Оставив врача дежурить у тела (какая, право, преданность), Фабрицио поспешил к мисс Элен. Дон Диего что-то хрипел в горячке, Фабрицио ухмыльнулся в ответ.
Дверь в покои пленницы была заперта, и генуэзец улыбнулся опять — у него имелись ключи от всех помещений в доме. Ах вот оно что, тут не только заперто на ключ! Изнутри придвинуты какие-то стулья. Даже сил тщедушного Фабрицио хватило, чтобы опрокинуть эту баррикаду. Он вошел в комнату, поправил отвороты манжет и иронически поклонился.
— Не кажется ли вам, мисс, что пришло время нам поговорить?
— С вами мне говорить не о чем, — холодно сверкая голубыми глазами, сказала Элен.
— Не спешите. Вы неумно себя ведете. Надо учиться на собственном опыте. Ведь тактика непрерывных оскорблений и препирательств не принесла вам пользы, согласитесь.
— Мне не надо от вас ни пользы, ни помощи.
Фабрицио притворно вздохнул:
— Вы не понимаете, что сами усиленно расшатываете мост, по которому могли бы спокойно перейти бездну.
— Я не слушаю вас!
— И тем не менее я скажу, что я именно тот человек, который вам нужен, и вам лучше всего иметь дело со мной, чем с кем бы то ни было еще.
— Почему? — не удержалась Элен.
— Потому что я принесу вам наименьший вред. Мне не нужна ваша жизнь, мне не нужна ваша любовь, мне нужны лишь деньги. Я помогу вам выбраться отсюда, и вы...
— Насчет любви я вас поняла, но вы что-то говорили насчет жизни. Кому нужна моя жизнь?
— Вы опять мне не верите. — Фабрицио достал из кармана письмо Лавинии и протянул Элен. — Я сейчас объясню вам, в чем тут дело.
Но он не успел договорить, распахнулась дверь на террасу. В дверях стоял дон Мануэль с обнаженной шпагой. Лицо Фабрицио посерело от ужаса.
— Что вы хотели сказать этой беззащитной девушке, сеньор, чего вы хотели от нее добиться?
Генуэзец отступил к стене и прижался к ней спиной, затравленно глядя на человека со шпагой.
В это время в глубине дома раздался какой-то грохот, и почти сразу вслед за этим раздался звериный рев дона Диего. Он, очевидно, встал с постели. Фабрицио вытащил шпагу и, воспрянув духом, решил продержаться до прихода хозяина.
— Сюда, дон Диего, сюда! — завопил он, но больше ничего сказать не успел, дон Мануэль одним элегантным движением пригвоздил его к стене. Вслед за этим он схватил Элен за руку.
— Идемте, у нас ни одной лишней секунды.
— Да, да, — согласилась она, — только вот это. — Она подбежала к упавшему Фабрицио и вырвала письмо Лавинии у него из руки.
— Что это? — спросил дон Мануэль.
— Кажется, какая-то важная бумага.
И они стремительно покинули комнату, а вслед за этим и усадьбу.
Оказывается, во время переговоров, которые вела с поварами Тилби, к дверям кухни тихонько подкрался Энтони со своими людьми. Они затаились в темноте, и даже камеристка не чувствовала, что они стоят рядом.
Стоило одному из мальчишек отодвинуть обе задвижки, запиравших тяжелую, обитую железом дверь, как вслед за Тилби внутрь влетело шестеро вооруженных англичан. Естественно, в спешке они произвели такой грохот, что он мог разбудить даже мертвого. Дон Диего, во всяком случае, поднялся. Обнаружив, что в его доме происходит черт знает что, старый разбойник, забыв о выбитом глазе, стал созывать людей, которых в доме было предостаточно. И через какую-то минуту Энтони со своими людьми вынужден был отступить в столовую под натиском превосходящих сил.
Там, отражая удары сразу двоих или троих испанцев, Энтони крикнул Тилби:
— Где Элен?
Камеристка, еще каким-то чудом сохранявшая присутствие духа, показала знаком, чтобы он шел за ней. И англичане стали отходить в указанном направлении.